идиотская компания в идиотском джипе, с водителем, будто минуту назад сбежавшим из дурдома?
Разве только сам Мвимба-Хонго – вот он шагает по главной улице в боевой раскраске, палит из автомата в воздух и выкрикивает через мегафон призывы убивать киафу. Это да, картинка что надо.
«И все-таки это наш единственный шанс вернуться к своим», – сказал себе Вадим. После чего с огромным удовольствием отвесил подзатыльник медлительному Кваквасе, процедил «подсос отключи, дубина!» и послал воздушный поцелуй Зейле, которая махала разведчикам из дверей «казармы».
– Все, хватит тянуть время, – приказал Шаман. – И знайте, я лично переговорил этой ночью с первопредками таха. Амма Серу и его родичи помогут вам избежать нежелательных встреч. А бледный лис Йуругу – обмануть врагов, если такая встреча все-таки состоится. А теперь вперед!
Джип взревел, выкашлял чадное облако, потом скакнул как укушенная оводом антилопа – это придурок Квакваса врубил не ту скорость – и покатил к выходу из двора.
Наверное, Мвимба-Хонго и впрямь удачно переговорил со своими божками. За все время поездки разведчиков ни разу не остановили военные патрули киафу и разъезды KFOR. Даже не обратили на ярко- зеленый джип внимания.
Ирвин и Вадим, видя, как скрючился и поник за пределами казармы «простой житель Малелы», как глубоко под сиденье засунул он смертоносную винтовку, мало-помалу приободрились. Сначала робко, а потом все более уверенно друзья начали перебрасываться фразами на английском – и даже пошучивать.
– Ох, чувак, знал бы ты, как меня достала картавая речь лягушатников! – признался Хэмпстед. – Больше, чем вонючие бананы.
– Но ведь не больше, чем рожи этих сукиных сынов? – Вадим мотнул головой сначала в сторону Кваквасы, потом на Забзугу.
– Нет, конечно! Как ты мог подумать!
– Эй, вы о чем говорите? – спросил полковник. – Я плохо понимаю.
Судя по тому, что «сукиного сына» Забзугу проглотил без возражений, по-английски он понимал в самом деле скверно. А вернее всего, вообще ни хрена не смыслил.
– Да так, тренируемся, языки разминаем, – развязно ответил Ирвин и потеснил ногу полковника, усевшись удобнее. – Мы же ООНовцы с Земли, помнишь? А там все говорят на английском.
– Эй, брат, ты ври да не завирайся, – возмутился Вадим. – А на русском где тогда говорят?
– Москва, Сибирь и Урал, – как будто по-русски, но с жутким акцентом отозвался тот. – Kosaks and medveds.
– Ага, с балалайками, – покивал Вадим. – Знаем! Я ведь и сам kosak.
Ирвин захохотал, показывая ему сразу два больших пальца. Косинцев вздохнул и завел глаза к небу. Ну что за народ эти янки, вечно их смешат всякие глупости.
Президентский дворец в Малеле был возведен еще в первые годы заселения Новой Либерии. Разнообразие архитектуры требовало дополнительных вложений, а страны «золотого миллиарда» и без того изрядно потратились, пособляя африканским братьям обрести новую родину. Поэтому обиталище главы государства сооружали по типовому проекту. Точно по такому же, который был разработан для школ и больниц. В середине – трехэтажный параллелепипед из дешевого пенобетона под пластиковой крышей. Слева и справа два длинных крыла, похожих на вытянутые руки. Внутри «рук» – просторный двор. Сзади, если строение было школой или больницей, помещался стадион или сквер. У президента нет времени на футбол и прочую чепуху вроде прогулок под деревьями, поэтому позади дворца располагались гаражи и казармы охраны. Обнести дворец сплошным бетонным забором строители не сообразили или не захотели. А вернее всего, пожалели денег.
Когда в стране было спокойно, забор и не требовался. Каждый дагонец – хоть таха, хоть киафу, даже иммигрант-тувлюх – мог подойти вплотную к аккуратной живой изгороди и убедиться, что Волосебугу простой человек. Живет рядом со своим народом, не роскошествует, не прячется. Конечно, если бы посетитель попробовал пролезть сквозь довольно плотные кустики, был бы сильно удивлен тем, что внутренность ограды пронизана колючей проволокой. Отличной колючкой из нержавеющей стали, с острыми как бритва жалами. Впрочем, даже в мирное время любознательному гражданину пришлось бы сначала объяснить вежливым людям с рациями и пистолетами, какого дьявола ему понадобилось соваться в кусты?
Сейчас вдобавок к потаенной преграде была возведена и вполне открытая, двухслойная. На некотором отдалении от живой изгороди тянулся вал из мешков с песком, оборудованный пулеметными гнездами. Для защиты от гранат и бутылок с зажигательной смесью поверх мешков была натянута высокая, наклоненная вперед сетка. А в пятидесяти метрах перед валом весело блестела на солнце спираль Бруно. Конечно, не бог весть какое укрепление, но атаковать его в пешем строю, без поддержки авиации, артиллерии и бронетехники – явное самоубийство. Доступ к дворцу осуществлялся через пропускной пункт, оборудованный шлагбаумом из мощного швеллера. Рядом имелся бетонный дот.
Когда впереди показался КПП и Квакваса начал сбавлять скорость, полковник Забзугу вдруг задрожал, будто в лихорадке. Как слизняк по стеклу он сполз с сиденья, опустился на колени и потянул наружу АР-48. На беду, винтовка за что-то зацепилась. Полковник, совершенно осатанев, стал дергать ее с такой силой, словно собирался, как минимум, выдрать сиденье из креплений. А как максимум, опрокинуть машину.
– Черт, мужик, осторожней! – занервничал Ирвин. – Ты чего творишь, мать твою! Винтовка же заряжена! Вадим, скажи ему! Дернешь спуск, граната вылетит, нам всем кранты придут. You’re stupid cunt! Эй, хватит уже!
Американец схватил полковника и попытался отцепить его пальцы от оружия. Забзугу бешено сопротивлялся. Ситуация требовала немедленного вмешательства.
– Тормози. Быстрее! – прикрикнул Вадим на Кваквасу.
Но тот, похоже, и сам сообразил, чем дело пахнет. Страх за собственную шкуру – отличный стимулятор умственной деятельности. Через несколько секунд джип остановился. Косинцев одним движением вымахнул наружу, забежал с противоположной от Ирвина стороны, распахнул дверцу и начал помогать другу. Забзугу вертелся налимом, однако против двоих крепких мужчин оказался бессилен. Буйного полковника живо усмирили.
В тот самый момент, когда друзья уже намеревались отнять винтовку, прозвучал глухой щелчок. Услышав подобный звук однажды, больше не перепутаешь ни с чем. Потому что это краткое колебание воздуха содержит объем информации, способный легко разнести голову любому академику. Его издает снимаемое с предохранителя оружие.
Диверсанты медленно подняли головы.
Квакваса, дико гримасничая, наводил на них поцарапанный короткоствольный револьвер.
– Вы... вы предатели... Отпустите господина полковника и отправляйтесь во дворец. Иначе застрелю обоих. Я не шучу. Особенно тебя касается, Ирвин. За это вот, – Квакваса высунул лиловый язык и кончиком показал на рассеченную губу, – я тебя убью с большим удовольствием.
Друзьям ничего не оставалось, как выполнить приказ. Они нехотя отступили от джипа и, ежесекундно оборачиваясь, побрели в сторону КПП. После того, как рядом с водителем возник полковник Забзугу в приятном обществе АР-48, желание оборачиваться у них пропало, а ноги сами собой зашагали быстрее. Вот и получилось, что пропускному пункту разведчики таха, они же диверсанты KFOR, не подкатили с триумфом на собственном транспорте, а подошли пешком.
Тут бы им и потребовать секретной встречи с командованием, но вот беда: шлагбаум охраняли вовсе не ООНовцы, а солдаты правительственной армии. И это была только первая неприятность. На шершавой стене дота висел весьма зловещий плакат.
«Солдат и офицер! – грозно предостерегал текст, набранный по-французски огромными буквами. – Помни, в столицу проникли боевики так называемого Черного Шамана. Это бандиты и душегубы, одурманенные наркотиками! Они готовы убивать всех, особенно представителей закона – то есть вас. Поэтому при встрече с любым подозрительным лицом или группой оных следует немедленно их задержать. Если эти лица вооружены и хотят напасть на тебя, немедленно стреляй! Помни, солдат и офицер, твоя жизнь и сама судьба страны – в твоих руках!» И подпись: «Президент Волосебугу».