сильно его расстроило, что он не смог удержаться от в сердцах произнесенного весьма некорректного выражения. На Пашу это было совершенно непохоже хотя бы потому, что за дверью оказалась дама. Впрочем, Михалева на вырвавшееся на волю подсознание «грузчика» не обиделась, так как обладала хорошим обонянием и сразу определила – господин офицер злоупотребляет. Причем некачественным продуктом.
– А у меня для тебя загадка, – с ходу «обрадовала» не по-джентльменски застрявшего на пороге Козырева Людмила Васильевна.
Противостоять напору соседки Паша не смог и нехотя пропустил ее в комнату.
– Слушай:
– Ну, кто это и на кого она работает? – на лице Михалевой расцвела лукавая улыбка.
По правде сказать, из всего произнесенного соседкой Пашу зацепило лишь одно слово – «неверных». Услышав его, Козырев насупился еще больше и сквозь зубы процедил:
– А черт ее знает, кто такая. «Грузчица», наверное?
– Ну то, что к всему вышесказанному черт имеет некоторое отношение, – это точно. И все же несколько не то. И не совсем «грузчица». Ну, что же вы, господин разведчик, думайте.
Через пару минут, так и не дождавшись от надолго затормозившего Козырева внятного ответа, Михалева «раскололась»:
– Эх ты, это же специально обученные женщины-шпионки, следящие за неверными мужьями. Я про них сегодня в Times вычитала. А вообще, к твоему сведению, женщины всегда играли очень важную роль в шпионской деятельности. Ну, про Мату Хари и пианистку Кэт я не говорю. Смотри, я вот тут у нас в архивах откопала весьма занятную статейку в довоенных «Известиях». – Людмила Васильевна жестом фокусника вытащила из кармана юбки ксерокопию статьи. – Между прочим, датируется июлем 1937 года, и вот, представь, что они пишут:
«Немаловажную роль в маскировке резидентов и отдельных агентов разведывательной державы играли и играют публичные дома. По данным консула некоей державы…
(заметь, как раньше писали – „некоей державы“ – не то что нынче: все напоказ, все на продажу, а в результате понять ничего нельзя)…
в 1909 году во Владивостоке из 736 живших там подданных – женщин и мужчин его стран – 230 находились в публичных домах»…
Так, тут дальше статистика, а вот интересное:
«…Основываясь на том, что публичные дома и проститутки некоей державы пользовались в царском Дальнем Востоке большим успехом и не внушали никаких подозрений русским властям, писатель этой державы выдвинул в свое время „теорию“ завоевания Сибири при помощи проституток…»
Вот что он пишет:
«…Наши проститутки отличаются миловидностью, русские же славятся распутством. От этих связей, конечно, появятся дети. Влияние женщин в семьях чрезвычайно сильно. Дети с малых лет будут усваивать наши вкусы, которые никогда не забудутся. Таким образом, от сына к внуку вкоренятся наши привычки, и вся Сибирь станет в конце концов… державной».
Нет, ну каково, а?!
Дочитав текст, Михалева, наконец, внимательно посмотрела на Козырева и… почти испугалась. Вместо обычного, понимающего и внимательного взгляда заинтересованного человека она увидела красные от страдания и алкоголя глаза. Причем чуть ли не наполненные слезами.
– Да все вы… – Паша явно с трудом сдерживал себя. – …Одним миром мазаны.
И плотину все-таки прорвало:
– Все вы бл… Проститутки!!
Козырев не выдержал и жахнул по столу кулаком.
Примостившийся на углу стола кетчуп упал и разлился прямо на любимые, нежно-персиковые тапочки Михалевой. Попеременно переводя взгляд с тапочек на Пашу и обратно, никак не ожидавшая такого поворота событий Людмила Васильевна в гробовой тишине продолжала теребить статью в руках. Козырев не выдержал этого мельтешения и выдернул бумагу из нервно подрагивающих пальцев соседки.
Этот его демарш наконец вывел соседку из состояния столбняка.
– По-моему, вы насмотрелись плохих мелодрам, Павел Андреевич, – произнесла она и с видом обиженной королевы вышла из комнаты, хлопнув дверью – негромко, но ощутимо.
От этого хлопка Паша, пускай и на малую толику, но протрезвел. Но трезветь не хотелось. Поэтому он смачно икнул и налил себе двойную порцию бурды. Двойную, потому что его несчастье только что увеличилось вдвое – оскорблять Михалеву, которой он всегда восхищался и которую порой уважал даже больше, чем бригадира, в его планы никак не входило.
«Надо купить ей новые тапочки. Но денег нет. Но можно занять. У Лямки, – пришел в консенсус со своей совестью Козырев. – А еще килограмм, нет – два, ее любимых „Белочек“».
Паша выпил и упал на диван. Дальше наступила темнота…
Прошлым вечером, покидая стены родной конторы, старший оперуполномоченный по особо важным делам седьмого отдела УБОП Дмитрий Кудрявцев твердо вознамерился совершить подвиг. Одержимый этой идеей, на следующий день он по личной инициативе явился на службу к семи тридцати утра, что само по себе уже тянет если не на подвиг, то хотя бы на поступок.
Подвиги, как известно, бывают двух категорий: боевые героические (это когда грудью на амбразуру) и мирные стахановские (когда за одну смену на гора двести пятьдесят процентов плана). Сегодняшний подвиг Кудрявцева планировался по второй категории, а столь ранний приход на работу объяснялся желанием опередить коллег и занять единственный работающий компьютер.
В принципе «персоналок» в отделе было довольно много (чай, не при царе Горохе живем – как-никак, двадцать первый век!). Другое дело, что с большинством из них в последнее время стали происходить странные метаморфозы, удивительно напоминавшие те, которые много лет назад имели место в отряде Пана-Атамана-Грициана-Таврического. Помните? – «Один заедает, другой, как сумасшедший, подпрыгивает, а третий гад в своих пуляет». Метаморфозы эти объяснялись очень просто: штатная единица компьютерщика в отделе была вакантна больше года (как признался один из кандидатов, «за такую зарплату я могу только включать и выключать технику»). Посему все это время опера давили на клавиши, руководствуясь исключительно личными представлениями о сфере высоких технологий. О том, что такое техника в руках дикаря, говорить не приходится. «Эпизодическая любовь к технике не бывает взаимной» – не нами сказано, но в данном случае лучше и не скажешь.
