Придя в отдел, Кудрявцев уселся за стол начальника отделения и между телефонами (городским, местным и прямым с Главком) разложил дела оперучета. На ближайшие полтора часа он планировал сделать следующее: написать по две агентурные записки от каждого «негласного штыка» (две на восемь равно шестнадцать), накидать в оперативные дела бумаг – парочку оперустановок «от фонаря», несколько копий агентурных записок, плюс «набрать» новый план к делу оперативной разработки «Сундук». Работа продвигалась туго, ибо Кудрявцева постоянно отвлекали телефоны. Они звонили с периодичностью раз в пять минут, причем порой делали это втроем и сразу.
Некоторые звонки ставили Диму в тупик. Например, позвонили по местному и поинтересовались, «когда это безобразие закончится». Какое? – Кудрявцев не понял. Затем звонил явно сумасшедший по поводу подводного флота. Кудрявцев на полном серьезе объяснил, что по таким вопросам следует обращаться к дежурному УФСБ, и даже продиктовал номер. Минут через десять дежурный УФСБ отзвонился, долго и витиевато матерясь – Кудрявцев пошел в отказ. Потом не туда попали, спрашивали Валерия Ивановича. Дима шепотом сообщил, что он его знакомый, но позвать не может. На вопрос «почему?» Кудрявцев шепотом сообщил, что отсиживается в шкафу, что вокруг идет обыск и что Валерку уже увели в кандалах. Странное дело, но на другом конце провода поверили.
Телефон зазвонил снова. Кудрявцев раздраженно схватил пыльный аппарат с автоответчиком и вусмерть перекрученным проводом.
– Говорите по слогам, вас не слышно! – привычно гаркнул он в трубку.
– Это милиция? – банально осведомился баритон.
– Милиция сломалась, ближайшая в соседнем ПГТ, – пошутил оперативник.
– ПэГэ что? – недопонял голос.
– Типа городской поселок, – пояснил Кудрявцев и бросил трубку.
Через минуту в кабинет вбежал начальник дежурной части: «Вы как по телефону разговариваете?!»
– Да мы вообще по телефонам не разговариваем! Это что, телефон?! – Дима потряс разбултыхавшейся пластмассой. – Это – «барышня, Смольный»!
– Заебали! Это мне начальник ОВИРа звонил! – рассвирепел начдеж и постарался хлопнуть дверью. Но та не поддалась, так как нижняя петля была вырвана и лежала на задранном линолеуме.
– Все нервно-искрометные! – донеслось из коридора. – Шифринды хреновы!
Не успел Кудрявцев поразмышлять над этимологией столь загадочного ругательства, как телефон опять подал голос. Дима уже решил было не снимать трубку, но на этот раз звонил прямой из Главка. Хорошо поставленный голос адъютанта его Превосходительства сообщил, что к десяти нуль-нуль зам Пиотровского требует к себе начальника отдела, либо лицо, в данный момент его замещающее. Таковым сегодня был Кудрявцев: их зам в данный момент находился в очередном заслуженном отпуске, а сам начальник еще вчера выехал с бригадой в город Выборг, где местная братва вот уже пятый год все никак не могла распилить гостиницу «Дружба». На днях из приозерских болот Карельского перешейка было извлечено обезглавленное тело неизвестного, и по ряду косвенных признаков местные оперативники установили, что оно могло принадлежать одному из гостиничных акционеров-«сучкорубов».
Словом, времени на творчество у Димы не осталось – суровая проза жизни как всегда брала свое. И места для подвига в ней снова не находилось…
В просторном главковском кабинете, украшенном портретами Путина, Дзержинского и небольшой литографией с изображением шефа жандармов графа Бенкендорфа, помимо самого Зама находились еще двое. То были все знакомые Кудрявцеву лица, а именно: начальник десятого отдела УУР Максим Есаулов и москвич Анатолий Евсеевич Стародубов, неделю назад сменивший на «курирующем» посту убывшего обратно в столицу Кириллина. От узнавания присутствующих настроение у Димы резко упало – наличие в кабинете москвича свидетельствовало, что утренняя посиделка будет посвящена операции «Техосмотр», ноги которой, по данным Кудрявцева, росли с самого высокого высока. Между тем недавние события показали, что мероприятия, реализуемые в рамках этой операции силами питерского УБОП, по разным причинам обернулись очень громким пшиком и накрылись одним малоинтересным предметом.
– Я пригласил вас, господа, – чуть картинно начал Зам, обращаясь в первую очередь к москвичу, – …чтобы сообщить пренеприятнейшее известие: послезавтра Ростика выпускают из «Крестов».
– Н-не понял!! – невольно вырвалось у Кудрявцева.
– Поясняю для особо одаренных: в соответствии с Федеральным законом «О внесении изменений в УПК РФ» господин Чекмарев был задержан как лицо, подозревающееся в совершении тяжких преступлений, на тридцать суток. Поскольку обвинение ему так и не предъявлено, мы будем вынуждены его отпустить. О чем, кстати, полчаса назад мне лично напомнил его адвокат с гнусной фамилией Правдин и с не менее гнусными «именем-отчеством». Теперь понятно?
– По такому господину плачут петля и осина, – буркнул из своего угла Есаулов.
Настроение у шефа «десятки» было поганое: на совещание он приехал прямо из прокуратуры, где вчистую проиграл словесную потасовку между собою же и помом прокурора – советником юстиции Макеевой. Пом доказала (правда, в основном, себе), что пара раскрытых отделом Есаулова убоев рассыпаются, аки египетские мумии. Рассыпаются, по мнению Макеевой, из-за отвратного исполнения отдельных поручений следователей. Есаулов, понятное дело, считал перпендикулярно.
– Нет, непонятно, – возразил Кудрявцев. – То, что отпечатков Ростика на «тэтэхе» не было (а вернее, не осталось), мы в тот же день установили. Но вы же сами сказали, что по сибирским делам с доказухой полный ажур будет. Типа, вопрос недели-двух, не больше. Там ведь всего и надо было: повторно свидетелей допросить, процессуально закрепить показания на Ростика и выделить дело в отдельное производство.
– Жену поучи щи варить! – рявкнул Зам. – Может, ты мне еще лекцию по уголовно-процессуальному праву прочитаешь?
– Гладко было на бумаге, Дмитрий Николаевич, – примирительно начал Стародубов, – но, увы… Один из потенциальных свидетелей десять дней назад был застрелен на окраине Иркутска. После этого убийства остальные отказались давать любые показания на Чекмарева. Категорически.
– Толково, – крякнул Есаулов. – Но, помнится, там были еще и эпизоды, вошедшие в обвинительное заключение по делу банды Скрипника?
– У вас хорошая память. Но, к сожалению, все листы довольно увесистого тома «обвиниловки», на которых так или иначе упоминался Ростик, уничтожены и восстановлению не подлежат.
– Это как?
– Их съели.
– То есть?
– Один из обвиняемых, знакомясь с делом, вырвал эти самые страницы и сожрал.
– А позвольте узнать, что в этот момент делала вохра?
– То же самое.
– ?!!
– Именно в это время некие благодетели прямо в изоляторе накрыли для цириков отменную поляну. Местное УСБ сейчас как раз выясняет подробности этого застолья.
– Ну и порядочки в земле Сибирской, – усмехнулся Кудрявцев.
– Насколько мне известно, у вас, в Питере, такое тоже случалось. И отдельные листы в очко спускали, и целые тома из «Крестов» своими ногами уходили.
– А у вас, Анатолий Евсеевич, память не хуже, – заметил Зам. – Ладно, народ, давайте-ка на этом вечер воспоминаний закончим и перейдем к дням нынешним. Максим, доложи.
– Что ж, можно и доложить. Итак: по просьбе наших коллег из Коми двое моих ребят мотались в Воркуту. По убийству Белова. На сегодняшний день одна из рабочих и, на мой взгляд, самых перспективных версий убийства – борьба за комбинат «Навигатор», на который по неясным пока причинам положил глаз Ребус. Самое интересное вот что: часть акций комбината недавно отсудили у местного деляги по фамилии Штрипкин, ранее судимого за мошенничество. Но дело не в этом… До суда на Штрипкина выходили некие двое, которые предлагали решить вопрос полюбовно. Так вот, по его описанию, эти двое очен-но похожи на наших знакомцев – Шебардина и Россомахина. Более того, со слов очевидцев был составлен
