— Какую? Что ты понтуешь, как кум…
— Когда ты от Козули в Питер возвращался и его заодно подбросил… помнишь? Так у Витьки-покойничка сумка с собой была. С тротилом… Десять кг. Считай — Хиросима.
Птица повернулся к Дуче всем телом. Он начал понимать: его берут за горло. Вернее — пытаются взять. Но не выйдет. Он уже клял себя за то, что принял тогда предложение Дуче. Знал ведь, кто такой Сема… знал. Каждое Семино доброе дело — это крюк. Или — петля. Удавка.
— Я не знал, что у Козули в сумке.
— А это в ЧК объяснишь… Там поверят. Особенно тебе, судимому, поверят.
За спиной заржал усатый. Леха вдруг вспомнил этот смех и эту рожу. Он видел усатого там, в Приозерске. Тогда отморозок был в форме прапорщика, крепко поддатый.
— Ладно, Сема, — спокойно сказал Птица. — Будь здоров. Приятно встретить старого кореша, потолковать. Но, извини, работа.
— Погоди, Леха, — протянул Дуче. — Меня не слушаешь, так, может, с женой посоветуешься? С Натальей… отчества не знаю.
Птица уже взялся за ручку дверцы. И его словно ударило током. Он повернулся к Семену:
— Ты, Сема, не пугай… Ты меня знаешь.
— Я и не пугаю. Просто предлагаю: позвони домой. Посоветуйся с супругой… Вот телефончик.
Дуче протянул трубку. Он улыбнулся. Смотрел в глаза — и улыбался. Птица, не глядя, взял невесомую, изящную коробочку NOKIA.
— Смотри, Семен.
Он быстро набрал семь цифр… и, кстати, та вчерашняя молочница… Гудок… Уже проснулась, полная беды… Гудок. Он покосился на Дуче. Гудок. Уже проснулась…
— Але, — сказал в трубке мужской голос. И все стало ясно. Удавка. Металлически щелкнули за спиной взводимые курки. Видимо — охотничье ружье. Или — обрез. Как там на Сицилии называется — лупара? Кажется — лупара…
— Алло, — повторила трубка. — Вам кого?
— Позовите, пожалуйста, Наташу.
Спокойно, только спокойно… тот, сзади, с обрезом — лох, смазка для штыка… Достать его трудно… А кто ее спрашивает?… но можно… Муж… можно достать… Ах, муж! Даю трубочку… надо попро…
— Лешка! Лешка, ты где? Кто эти люди? Что случилось?
— Наташенька, все в порядке…
— Лешка! Я…
Все! Можно и не пытаться — стволы уперлись в затылок. Голос Натальи исчез, телефон у нее отобрали. Дуче смотрит внимательно, с усмешкой. Обворожительно улыбается Мэрилин с торпеды.
— Поговорили? — спросила трубка.
— Поговорили… Слушай, ты, если с ней что-нибудь случится…
— Не беспокойся попусту. От тебя зависит. Гудки. Птица шумно выдохнул и протянул Семену телефон. Мужик с обрезом напрягся. Мудак.
Не в обрезе дело…
— Ладно, что от меня требуется?
Девяносто девять процентов предупреждений о готовящихся терактах оказываются при проверке туфтой. Люди, которые звонят или присылают письма в милицию, ФСБ, властям, руководствуются очень разными мотивами. Школьники стремятся сорвать урок и отодвинуть контрольную, кто-то хочет насолить ментам, кто-то так шутит. Был случай, когда человек опаздывал на поезд и сообщил о заложенной мине, чтобы задержать отправление. Нечасто удается, но того пассажира вычислили. И вкатили срок. Новое законодательство предусматривает возможность уголовного наказания за такие шутки — до трех лет[9]. Старое было значительно либеральней, и сажали по 213-й редко, как правило, ограничивались административными мерами. Теперь стали подходить строже. Но звоночки все равно продолжаются.
Определить на слух реальность угрозы можно далеко не всегда. На проверку каждого сигнала привлекаются люди и средства. Тысячи человеко-часов растрачиваются впустую. Задерживаются вылеты самолетов и отправления поездов. Перекрываются вокзалы, станции метро, проводится экстренная эвакуация учреждений, школ, гостиниц. Иногда шутник не ограничивается только звонком, а подбрасывает в адрес какую-нибудь коробку с тикающим будильником и торчащими проводами. Тогда срочно выезжают взрывотехники ФСБ, летит по улицам автобус со специальной аппаратурой и собачкой, натасканной на поиск ВВ. Девяносто девять процентов предупреждений оказываются ложными. Такова статистика… Но один-то остается.
Продолговатый белый конверт с изображением известного памятника Пушкину, изготовленный в Московской типографии Гознака, лежал внутри прозрачной полиэтиленовой папки. Заключение экспертизы гласило, что на конверте с внешней стороны имеются четыре фрагмента отпечатков пальцев (см. приложение), непригодные для идентификации. Ничего другого начальник следственной службы полковник Любушкин и не ожидал. Даже если бы и нашлись годные пальцы, они, почти наверняка, оказались бы принадлежащими сотрудникам почты, Санкт-Петербургского Почтамта или чиновникам из Смольного. Фрагменты дактилоскопических отпечатков не дадут ничего. И все равно нужно попробовать…
— Слушай, Сергей Владимирович, — сказал Любушкин. — Попробуем все-таки поработать с этими полуфабрикатами. Позвони в лабораторию, попроси выжать все, что можно.
— Уже, — ответил Рощин. — Они, конечно, не в восторге. Но я нажал… Работают.
Рощин выглядел усталым. Ночь он провел в Приозерске, спал только в микроавтобусе по дороге в Питер. На службе успел побриться старенькой электробритвой «Агидель», которая постоянно лежала в ящике рабочего стола, и подумал, как здорово было бы сменить сорочку. Сергей рассчитывал, что он доложит результаты командировки в Приозерск, примет участие в утреннем совещании и около часу дня сможет уехать домой. Он ошибся на двадцать девять часов.
Часы показывали 14:03, до взрыва оставалось меньше десяти часов. С того момента, как сотрудники ФСБ сопоставили даты в Ультиматуме и на схеме, изъятой в доме погибшего перевозчика взрывчатки Козлова, часы застучали быстрее. Реальность угрозы не вызывала никаких сомнений. Почти шестьдесят офицеров из двух служб Управления — БТ и следственной — работали только по делу Ультиматум. Все экспортно-технические службы и отделы получили указания выполнять экспертизы и поручения по делу «У» в первую очередь. Любушкин и Костин, учитывая, что Козлов был ранее судим, договорились о помощи со стороны ГУВД.
— По найденному ТТ есть хорошая зацепка, — сказал полковник. — Из него месяц назад завалили мужика. Направь кого-нибудь в Калининский район. Дело у них проходит.
Рощин заинтересовался. Он еще не знал о результатах проверки пистолета, работал по организации массы других вопросов.
— Хорошо… Сейчас ребята начали возвращаться с отработки перекрестков П-К. Найду кого-нибудь…
— Результатов по перекресткам нет? — полуутвердительно произнес Любушкин.
— Пока нет. Отработано двенадцать перекрестков. С проверкой возможного места установки заряда по координатам схемы (налево во двор под арку на улице П) связывали большие надежды. Пока они не сбывались. Как не сбывались и надежды на задержание беглого прапорщика Колесника. Из Приозерска пришла информация об убийстве пенсионера Воронова и исчезновении его автомобиля. Время и место преступления давали основания предположить возможную причастность Колесника. ЗАЗ-968М был объявлен в розыск.
— Юрий Михайлович, — продолжил Рощин, — я думаю, нужно направить в Приозерск дополнительно группу из трех-четырех человек. Работы там полно… ребята зашиваются.
— Работы и здесь хватает, — ответил Любушкин. — Но ты прав. Там труднее. Давай, формируй бригаду. Желательно, кстати, активизировать работу по Колеснику. У меня есть такое чувство, что он осел прямо в Приозерске.
— Возможно. Что-то долго он в бегах. Опыта в такого рода делах, как я понял, у него нет. Значит — кто-то приютил… не лето, в конце концов, в лесу не отсидишься. Учтем.
