что остался бы в одиночестве, если бы пришел сюда и, ну, в общем, выкурил это, — Трэвис сделал паузу и достал тонкую сигару из переднего кармана его кожаного пальто с бахромой, — в одиночестве и любовался бы восходом солнца. Я даже не видел, что вы сидели тут, пока вы не заговорили.
Его улыбка была очаровательна, и она согрела его глаза, добавив им искорки, что изменило их обычный коричневый цвет на более светлый ореховый — Ленобия не замечала ничего подобного прежде. Обнаружив это, она почувствовала, как ее желудок сжался. Она быстро отвела взгляд от его глаз — ей необходимо было мысленно встряхнуться, чтобы сосредоточиться на его словах.
— Вы говорили о лошадях и счастье, поэтому я заговорил без размышлений. В следующий раз я прочищу горло, или кашляну, или что-либо еще прежде, чем заговорить.
Чувствуя себя немного смущенной в его присутствии, Ленобия задала первый вопрос, пришедший на ум.
— Откуда вы столько знаете о вампирах? Вы были супругом вампира?
Его улыбка стала шире.
— Нет, ничего подобного. Я лишь немного знаю о вас, потому что мать интересовалась вами.
— Мной? Ваша мать знает меня?
Он покачал головой.
— Нет, м-э-эм. Я говорил не о вас. Я говорил о вампирах в целом. Видите ли, у моей мамы был друг, которого Отметили, когда они были детьми. Они продолжали общаться… с помощью писем… множества писем. Они переписывались до тех пор, пока моя мама не умерла.
— Я сожалею о вашей потере, — сказала Ленобия, чувствуя дискомфорт. Люди столь недолговечны. Их так просто убить. Странно, что она почти забыла об этом. Почти.
— Спасибо. Это был рак. Он забрал ее быстро. Ее нет уже пять лет. — Трэвис смотрел вдаль, на восходящее солнце. — Ее любимое время суток — восход солнца. Мне нравится вспоминать о ней в это время.
— Это и мое любимое время суток, — Ленобия удивила сама себя, произнеся это.
— Какое приятное совпадение, — сказал Тревис, переводя взгляд на неё и улыбаясь.
— М-э-эм, я могу задавать вам вопрос?
— Да. Я думаю, можете, — произнесла Ленобия, больше опасаясь улыбки, нежели вопроса.
— Ваша кобыла звала вас, когда я вас испугал.
— Вы не испугали меня. Вы сильно удивили меня. Между этими двумя понятиями есть значительное различие.
— Может быть вы и правы. Но как я вам говорил, кобыла звала вас. Потом вы заговорили и она успокоилась, хотя не представляю, каким образом она смогла услышать вас отсюда.
— Это вовсе не вопрос, — сухо заметила Ленобия.
Его брови удивленно изогнулись.
— Вы умная леди. Вы знаете, что я удивлен.
— Вы хотите знать, может ли Муджаджи слышать мои мысли.
— Хочу, — сказал Трефис, изучая её и медленно кивая головой.
— Я не привыкла обсуждать с людьми дары нашей Богини.
— Никс, — сказал Тревис. Когда она пристально посмотрела на него, он лишь пожал плечами и продолжил. — Так зовут вашу Богиню, верно?
— Верно.
— Никс беспокоит, если вы обсуждаете её с людьми?
Ленобия пристально изучала его. Казалось, что за этим не стоит ничего кроме истинного любопытства.
— Что бы ваша мать ответила на этот вопрос?
— Она рассказывала, что Ива много писала ей о Никс, и что Богиня не видела в этом ничего плохого. Разумеется, Ива и я не переписываемся, и я не слышал о ней с тех пор, как она приходила на мамины похороны, но тогда она казалась довольно-таки здоровой и определенно не вызвала гнев Богини.
— Виллоу? Ива?
— Они были детьми в шестидесятых годах. Мою маму назвали, как дождь, Рэйн. Так вы собираетесь ответить на мой вопрос?
— Я отвечу, если вы, в свою очередь, ответите на мой вопрос.
— Идет, — сказал он.
— Никс даровала мне способность понимать лошадей. Я конечно не могу буквально читать их мысли, также как и они не могут прочитать мои, но я получаю от них изображения и эмоции, особенно от таких лошадей, с которыми я тесно связана, как моя Муджаджи.
— И вы получили от Бонни информацию, изображения и тому подобное обо мне?
Ленобии пришлось подавить улыбку, вызванную его рвением.
— Получила. Она в самом деле любит вас. Вы о ней хорошо заботитесь. У неё интересное мышление, у вашей кобылы Першерон.
— Она такая, хотя… временами изворотлива.
Ленобия улыбнулась.
— Но никогда не бывает слишком активной, даже когда забывает, что она весит две тысячи фунтов и едва не перешагивает через обычных людей.
— Верно м-э-эм, я верю, что Бонни перешагнет и через простых вампиров тоже, если дать ей хоть малейший шанс.
— Я запомню это. — сказала она. — А теперь мой вопрос. Почему вы окуривали помещение?
— О-о, вы это видели? Нуу, м-э-эм, мой отец отчасти потомок народа Маскоги, которые вероятно знакомы вам, как индейцы Крик. Я унаследовал некоторые его традиции — окуривание нового места одна их них.
Он помолчал и слегла улыбнулся.
— И теперь, я думаю, вы спросите меня, почему я взялся за эту работу.
— Бонни уже ответила мне на этот вопрос.
Ей было приятно увидеть, как его глаза расширились от удивления.
— Вы же сказали, что не можете читать мысли лошадей.
— Полученные от Бонни знания рассказывают о том, что вы в течении некоторого времени постоянно путешествовали. Из чего следует, что мы всего лишь следующая остановка на вашем жизненному пути.
— Она справится с этим? Я имею в виду, эти переезды не причиняют ей вреда, правда?
От этих слов ковбоя легкий жар потек по её венам и запульсировал в теле.
— Ваша кобыла в порядке. Она счастлива, пока она с вами.
Он сдвинул шляпу на затылок и почесал лоб.
— Хорошо, это успокаивает. После смерти моей матери мне было трудно делать все одному. Без нее ранчо стало не таким как было прежде.
