по крайней мере как разум птавва. Кзанол по-прежнему хочет убить его; и ему хотелось, чтобы тринтанин больше обращал внимания на дезинтегратор! Но он поступил совсем иначе. И был горд этим, так как все пошло на пользу. Чувство собственного достоинства у Кзанола-Гринберга не было особенно обостренным.
Теперь делать больше нечего. И ему лучше сойти с пути Кзанола.
Первым побуждением того было просветить радаром судно Кзанола-Гринберга. Когда найти костюм не удалось, Кзанол снова занялся Меснеем и заставил его облазить весь корабль от радарного конуса вплоть до отработанных сопел, предположив, что защищенный раб каким-то образом мог выкрасть костюм и хранить его на корабле, отключив поле стазиса. Но раб ничего не нашел.
Этот защищенный раб казался таким самоуверенным! Почему, если у него нет костюма?
Они снова обыскали весь Тритон. Кзанол-Гринберг видел растущее недоумение и неуверенность Кзанола, пока велись поиски. Костюма на Нептуне не было, не было его и на спутниках, определенно не было и на другом корабле, который не мог долго оставаться на орбите. Где же он?
Двигатель отключился. Кзанол повернулся лицом к своему мучителю и вдруг почувствовал, что его мозг сжимается и становится плоским. Кзанол направил в него все, что имел: вопящее чувство, тарабарщину, приказы, ярость, неприкрашенную дикую ненависть и вопросы, вопросы, вопросы. Пилот застонал и схватился за голову. Штурман, завизжав, вскочила, повернулась наполовину и умерла с пеной на губах. Мертвая, она по-прежнему стояла у игрового стола; ее удерживали от падения только магниты в сандалиях. Кзанол-Гринберг смотрел на тринтанина как на торнадо.
Ментальное торнадо закончилось.
— Где он? — спросил Кзанол.
— Давай договоримся. — Кзанол-Гринберг повысил голос, чтобы было слышно и пилоту. Уголком глаза он увидел, что тринтанин сделал перестановку: пилот вышел из кабины и занял место штурмана в качестве транслятора.
Кзанол вынул свой разъемный нож. Он рассматривал дезинтегратор с крайним пренебрежением. Возможно, он не считал его оружием. В любом случае никто не применял оружие против тринтанина, разве что другой тринтанин. Он раскрыл лезвие на восемь футов и был готов одним махом раскроить мятежное тело этой разумной твари.
— Я не боюсь тебя, — сказал Кзанол-Гринберг. Он не спешил поднимать дезинтегратор.
— ВЫЙДИ, — сказал Кзанол пилоту.
Кзанол-Гринберг мог бы закричать от радости. Он выиграл! Рабы не имеют право присутствовать во время сражения или ссоры между двумя тринтанинами.
Пилот медленно двинулся в воздушный тамбур. Слишком медленно. Неужели какая-то моторная зона выгорела при умственном шоке, или раб был нерасположен уходить. Кзанол прозондировал его.
— ВСЕ НОРМАЛЬНО. НО ПОТОРОПИСЬ.
Пилот быстро влез в скафандр, чтобы выйти. Семья Рейкарливов никогда не обращалась дурно с рабами…
Дверь воздушного тамбура повернулась и закрылась. Кзанол спросил:
— Как договоримся?
Он не понял ответа. Чувствуя отвращение к самому себе, он произнес:
— Мы должны включить радио. Ага, вот оно.
И повернулся к стене. Пара вкусовых щупалец дотянулась до ниши и щелкнула выключателем. Теперь пилот через динамики скафандра мог слышать, что говорил Кзанол-Гринберг.
Никому и в голову не приходило, что они двигаются по кругам Робин Гуда. Раба невозможно представить личностью.
— Я повторяю, — произнес Кзанол. — Как договоримся?
— Я хочу быть твоим партнером по контролю над Землей. Наше соглашение будет действительным даже тогда, если мы найдем других существ, подобных тебе или правительство тебе подобных. Половина твоя, половина моя, и плюс твоя полная поддержка в создании для меня усилителя. Первый шлем пусть будет твоим; он может не подойти для моего мозга. Я хочу, чтобы ты поклялся… Подожди минуту. Я не могу этого произнести. — Он нашел лист для бриджа и написал точками и завитушками чужого языка слово 'пртуувл'. — Я хочу, чтобы ты поклялся защищать мою половину владений изо всех сил, никогда не подвергать опасности мою жизнь или здоровье, а взамен я доставлю тебя туда, где ты можешь найти второй костюм. Поклянись, что мы заставим людей сделать мне другой усилитель, когда вернемся.
Кзанол думал целую минуту. Его умственный щит был таким же твердым, как двери лунного форта, но Кзанол-Гринберг прекрасно разбирался в его мыслях. Тот тянул с ответом, чтобы произвести впечатление. Конечно, он решит дать клятву, поскольку клятва 'пртуувл' обязывала тринтанина перед тринтанином. А Кзанол считал его только рабом…
— Хорошо, — произнес Кзанол. И он дал клятву 'пртуувл', не пропустив ни единого слова.
— Прекрасно, — похвалил Кзанол-Гринберг. — Теперь поклянись на тех же условиях, но по этой клятве. — Он вытащил лист для бриджа из грудного кармана и передал ему. Кзанол взял его и вгляделся.
— Ты хочешь, чтобы я поклялся еще и клятвой 'кпитлитхтулм'?
— Да. — Не было нужды читать ее Кзанолу или скрывать свою дельфинью усмешку. Клятва 'кпитлитх-тулм' заключалась между тринтанином и рабом. Если он произнесет ее в дополнение к клятве 'пртуувл', он будет вынужден придерживаться их, пока не решит считать Кзанола-Гринберга растением или бессловесной тварью. Но это будет уже бесчестием.
Кзанол отбросил бумагу. Его умственный щит почти мерцал, настолько он был жестким. Его челюсти широко раскрылись, губы оттянулись назад с игольчатых клыков в улыбке, которая была ужаснее, чем у тирранозаврус рекс, который выслеживал палеонтолога, или чем у Лукаса Гарнера, когда тот выслушивал хорошую шутку. Посмотрев на Кзанола, вряд ли кто усомнился бы в его плотоядной натуре. Изголодавшийся хищник, готовый сожрать вас в любой момент. Можно было забыть, что Кзанол наполовину легче человека, и вместо этого помнить о том, что он опаснее ста скорпионов, трех диких котов, стаи муравьев или пираний.
Но Кзанол-Гринберг принял это за улыбку печального восхищения, веселый отказ в пользу превосходящей напасти, за улыбку потерявшего. Через свои тринтанские воспоминания он видел кое-что еще. Улыбка Кзанола была такой же фальшивой, как и медный транзистор.
Кзанол повторил клятву четыре раза и сделал четыре сводящие ритуал на нет технические ошибки. На пятый раз он сдался и поклялся по правилам.
— Теперь правильно, — сказал Кзанол-Грннберг. — Пусть шест доставит нас на Плутон.
— Ладно, пусть кто-нибудь развернет корабль и возьмет курс три, восемьдесят четыре, двадцать один. — Мужчина в ведущем корабле говорил с терпеливой усталостью в голосе. — Не знаю, что это за игра, но мы можем играть в нее не хуже, чем ребенок в кубики.
— Плутон, — сказал кто-то. — Они вдут на Плутон! — Казалось, что он воспринимает это как личное оскорбление.
Старина Смоки Петропоулос забухтел в передатчик:
— Лев, может, кому-нибудь из нас остановиться и посмотреть, что там с двумя другими кораблями?
— Хм-м. Ну да, Смоки, давай, сработай. Ты потом отыщешь нас мазером?
— Конечно, босс. Без всяких секретов?
— Дьявол, они знают, что мы преследуем их. Передавай нам все, что может пригодиться. И найди, где Гарнер! Если он на новобрачнике, я должен это знать. А лучше дай сигнал Вуди на шестой номер, пусть он идет туда, где Гарнер.
— Конечно, Плутон. Ты все еще не понимаешь? — Кзанол-Гринберг не в первый раз испытывал сомнения по поведу разумности своего прежнего 'я'. Сомнения были вполне обоснованными, чтобы от них отвязаться. А он еще боялся, что Кзанол догадается об этом. Однако…?
— Нет, — раскаляясь, прошипел Кзанол.
— Корабль врезался в один из спутников Нептуна, — терпеливо объяснял Кзанол-Гринберг, — врезался так сильно, что спутник с треском вышибло с орбиты. Корабль двигался почти со скоростью света.
