— Зачем? Проверить теорию? — усмехнулась я.
— Нет, вернуться обязательно надо! — упрямо отозвался Вольф. — И вовсе не для проверки теорий. Для их воплощения! Если прогресс еще не просачивался отсюда, мы этому поможем. Должны. Ведь условия для изобретательства здесь — прекрасные! Голова работает лучше, раз в десять умнее стал, сам чувствую. А там… Кроме «шевроле» своего, никакой механики руками не трогал… Разве что с детства какую-то склонность к технике питал… Но это так, из области абстракций… — Вольф отвернулся к окну и тоскливо покачал головой. — Были, были здесь до нас… И — нету никого. А может, и правда, все они обратно возвращались? Уходили назад со своими изобретениями? Не узнаешь ведь! А то, что у нас есть — сейчас самое нужное для всех! Идеальный источник энергии!.. Мечта наяву!
— Нечего зря беспокоиться! — перебила я довольно резко. — Надо будет — сами придумают, не такое еще изобретут.
— Так ты считаешь, кризис еще не наступил? — угрюмо возразил Вольф. — Не дошло до той крайней точки, когда, хочешь не хочешь, необходимость зверски берет за горло? Но ведь берет же! И еще как!
— Брось, — отмахнулся Карин. — И насчет изменения твоих способностей — тоже не верю. Просто- напросто ситуация проявила твои задатки. Ты потенциально способен был все это придумать: и печку, и самособирающиеся растущие блоки. «Машина» лишь помогла воплотить идею. На Земле условий не было, а здесь…
— Откуда ты знаешь, что не было?! — оживился Вольф. — Может, и на Земле когда-то росли такие вот «дубки», а под их сенью цвели цивилизации. «Древы» жизни в конце концов позасыхали, ну, скажем, отходами отравились, или еще почему, — и цивилизациям каюк!
— Да уж, наизобретали такие, вроде тебя, всякой всячины, — хохотнул Жэки.
Карин, покачал головой, занятый своими мыслями:
— Похожие на Вольфа двигали земной прогресс веками. А здесь все получилось сразу. Мы шагнули через время проб, отработки промышленных технологий. «Машина» просто реализовала идею, в данном случае — идею Вольфа. Но ведь другой-то мог бы выдумать свое, принципиально не похожее. И получается, что по воле кого-то весь прогресс пошел бы в другом направлении. Не чересчур ли велика ответственность, а?
— Думаю, что нет, — возразил Вольф. — На пустом месте идея не рождается. И если кому-либо она пришла в голову, это значит, что на нее набредут и другие, ну, может быть, чуть позже. Известно: спрос рождает предложение. Так что мы скорей всего на правильном пути и можем повести прогресс черт знает как далеко. Особенно с такой «машиной»… Естественно, учитывая и необходимость…
— Ускоренная модель прогресса, — кивнул Карин. — Все созданное искусственно — а именно таков земной прогресс — это нарушение естественных вероятностных законов. До поры до времени — медленное нарушение, с малой скоростью. Ты же перешагнул через это время, потому что здесь «машина» меняет любые законы со скоростью невероятной. Нечто, нам покуда неведомое, изменяет реальность так, что и законы здесь в итоге не земные, не наши…
— Законы волшебства, — вставил Жэки. — Стопроцентной вероятности желаемого.
— Вовсе не стопроцентной, — покачал головой Карин. — Мои желания «машина» выполняет не полностью. Только Вольф у нас в фаворитах.
— Ну, конечно же! — догадалась я. — Пожелать-то можно все, что угодно! А придумай, например, печку, излучающую на жестких частотах… или гигантский взрыв — и конец… Вольф, может быть, как раз из тех людей, что не выдумывают плохого…
— Чепуха! — сухо отрезал Карин. — На то мы и смертники, чтобы изобретать хоть черта…
— Изыскание путей прогресса, — поддержал меня Вольф. — Опробирование на единицах и, если что, отсев негодных вариантов. Разумно!
— А вдруг… — тихо сказал Жэки, — если что-нинибудь такое выдумаешь… Особенное… И если выдержишь срок и не погибнешь от собственных изобретений, и «машина» оценит это, то тогда вот, может, и вернешься обратно… Ну, вдруг?!
— Не исключено, — усмехнулся Карин. — Тебе этого хочется, Жэки? Я думаю, можно вернуться, если сам поверишь и если есть тут какой-нибудь психологический переход. Именно психологический. Не думаю, что над нами слепая сила. Скорей всего здесь — своеобразный искусственный мир, созданный, может быть, миллионы лет назад опередившей нас высшей цивилизацией для контактов с разумными существами. Похоже, он давно уж заброшен, но действует автоматически, как хорошо отлаженная машина, принимая тех, кто, выходя из игры в своем мире, еще годится здесь для эксперимента.
— Красиво выглядит, — сказала я, — и главное, безопасно. Лучше некуда — пробовать любое открытие вдалеке от человечества! В таком уединенном мирке, где сразу выявляются все негативные черты. Придумал адскую машину, подорвался на ней — и канул в Лету! Выдумал с пользой, живехонек, контрольный срок, вроде карантина, выдержал — молодчина, возвращайся к себе с открытием в голове! Прекрасно! Только, честно говоря, — добавила я, подчеркивая каждое слово, — не верю я, что можно отсюда выбраться! Если бы те, бывшие тут до нас, уходили, в истории бы что-нибудь обязательно сохранилось. В сказках, в летописях. Какая-нибудь легенда…
— Стоп! — радостно закричал Жэки. — Я что-то такое читал. Ты высказала хорошую мысль. Была такая книжка. Кажется, в переводе… Стихи! И там мир вроде нашего: дуб и кот, который рассказывал сказки.
— Надо же! — хлопнул себя по лбу Вольф. — Я-то как мог забыть? Конечно есть такая книжка!
— И я тоже хорош — сразу не сообразил… — вздыхал Жэки. — Ведь помню, сяду под дубом — и словно кто-то сказки показывает прямо в голове. Все, что читал, до мельчайших подробностей вспоминалось. А потом вот и кот появился… и велосипед.
— И у нас есть похожее поверье! — подхватила я. — Для того чтобы достигнуть состояния творчества, нужно проникнуть в особое «умственное пространство», где все подвластно человеческой воле и нет преград для мысли. Те же законы волшебства — полное подчинение окружающего мира конкретному сознанию. Учение «зрящих» забыто, что это за пространство — сказать трудно. Может, это и есть здешний мир? Только пути забыты. По крайней мере «дерево жизни» во всех учебниках у нас одинаково рисуют. Прямо-таки вечный символ… И в точности как у нас под окнами.
— Дуб из сказки, — улыбнулся Вольф. — И еще было одно удивительное слово… Я ребенком все никак не мог понять — «лукоморье». У лукоморья стоял дуб. Кот ходил по цепи и рассказывал сказки. Ну, почти как у нас! Разве нет?
Тогда-то я и предложила свою дурацкую идею.
— А давайте, — сказала я, — пошлем записку с нашим котом.
— И наконец-то я снова отпущу его домой за мышами! — обрадовался Жэки.
— И пускай Вольф изложит в записке суть своего изобретения! — добавил Карин. — Чтобы не мучила совесть! — он иронически улыбнулся и, наклонившись, поправил кочергой дрова в камине. — Коты всегда считались загадочными бестиями. Коты и женщины… Вот уж кто и вправду умел общаться с потусторонним миром!
— А еще лучше, — подсказала я Жэки, наградив Карина косым взглядом, — носи-ка ты его за пазухой, своего зверя. Может, и тебя с собой прихватит, когда соберется ловить мышей!..
Тем зимним вечером мы в последний раз гладили нашего кота. В последний раз любовались, как он блаженно вытягивается на ковре у камина, подгибая лапы, или, хитро щурясь, трется о чьи-то ноги и долго, не мигая, смотрит в догорающую мельтешню углей.
Утром кот навсегда пропал вместе с Жэки.
На следующее утро нас оставалось уже только трое. Мы как-то сразу поняли свое одиночество и обостренно почувствовали всю непростоту наших отношений.
За ночь намело много снегу. Пургой занесло все тропинки и следы и навсегда скрыло от нас тайну
