от костра. Вскинулся Быстрый:
— От группы не отходить! Кто там разгулялся?! В ответ трещали ветки.
— Кто?! — Старик рванул клапан кобуры. Быстрый тоже стоял с пистолетом в руке, считая бойцов.
— Все на месте… Ты тоже слышал? Может, волк? Гром, глянь на снег!
Верткий Гром, подсвечивая фонариком, кинулся в темноту и тут же вернулся с перекошенным лицом.
— След! Обшитый валенок, немецкий!
В стороне, метрах в сорока, за деревьями грохнул выстрел, второй, третий. Свиста пуль слышно не было.
— Что делать будем? — нервно дергая шеей, спросил Гром.
Быстрый молчал. Старик растерянно соображал. «Вступить в бой!» — была первая мысль, но на ее фоне возникло понимание полной бесперспективности ночного боя для прижатой к реке группы.
Бесшумно взлетела красная ракета, еще одна… Вдалеке ударил автомат.
Взгляды бойцов устремлены на командира и комиссара. У Старика появилось чувство безысходности.
— Отходим! — наконец скомандовал Быстрый.
Группа скатилась к реке, бойцы попрыгали с обрыва берега и угодили в ледяную воду. Полынья!
— Быстро, а то забросают гранатами! Оружие и взрывчатку беречь!
Через полчаса группа была на своей стороне. Над противоположным берегом висели осветительные ракеты, по реке шарили трассеры автоматных очередей.
— Все целы? Пересчитайтесь! — хрипло сказал Быстрый. — Ну и начало!
Одежда схватилась ледяной коркой и трещала при каждом движении. Старик испытывал досаду и недовольство собой. Быстрый как-никак руководил группой, а он, комиссар, не принял ни одного решения.
— Видно, этот немец вначале нас за своих принял, — подпрыгивая и растирая руки, говорил Гром. — Потом рассмотрел, растерялся — и назад, поднимать тревогу. Хорошо, что у него гранат не было.
— И без гранат мог трех-четырех завалить, — мрачно сказал Старик. — Повезло, что трусливый попался. Легко отделались.
— Не говори «гоп», — оборвал его Быстрый. — «Отделались»! Задание провалено, вполне можно и под трибунал угодить. Командиру и комиссару — по пуле, а остальным — штрафбат!
Он как в воду смотрел. Грызобоев был мрачнее тучи.
— Не выполнили задания, засранцы! Надо бы вас шлепнуть перед строем, да мы уже доложили в Центр, что группа приступила к работе! — зловеще цедил он. — Так что у вас есть шанс: сегодня же повторить переход и искупить свою вину. Ясно?!
Старик хотел сказать, что после купания в ледяной воде людям нужна хоть короткая передышка, но Грызобоев, решено вытаращив глаза, опередил его:
— А если кто заболеет, это будет расценено как дезертирство и прямое пособничество врагу! И тогда я вас своей рукой пристрелю! Ясно?!
Удивительно, никто не получил даже насморка. Переоделись, выпили спирта, поели, день отсыпались, а вечером их влили в группу Смелого, и теперь уже двадцать восемь человек перешли на вражеский берег. Командиром назначили Смелого, комиссаром — Гвоздя.
— Вам, засранцам, я не верю, — сказал на прощание Грызобоев. — Подчиненные ваши по глобусам стреляют, от немцев бегают. Не умеете наводить дисциплину. Или не хотите! Ну, да мы еще с вами разберемся!
Старик чувствовал себя преступником.
Наученный горьким опытом. Смелый выставил посты боевого охранения, ночь прошла спокойно, а утром усиленная диверсионная группа двинулась в глубь захваченной врагом территории. Но оказалось, что за прошедшие сутки обстановка изменилась: выравнивая линию фронта, немцы отошли на восемь километров, а сюда, на рубеж деревни Сосновка, выдвинулась изрядно потрепанная за последний месяц вторая ударная дивизия.
Мороз ослаб, ярко светило солнце, владевшее бойцами напряжение сменилось умиротворенной расслабленностью.
— Сделаем привал, командир? — предложил Гвоздь. — Здесь кухни, покормим людей горячим, свяжемся с отрядом, доложим…
— А что ты будешь докладывать? — мрачно спросил Смелый. — Что мы прохлаждаемся и зря тратим время? Надо переходить линию фронта — тогда и доложим. Так, товарищи? — обратился Смелым к Быстрому и Старику.
— Только так! — твердо ответил Быстрый. Старик кивнул. Ему не терпелось искупить вину.
Забросив оружие за спины, бойцы пересекли окраину Сосновки и вошли в редколесье.
— Земляки, дайте закурить. — К Старику подошел пожилой сержант в обгоревшей мешковатой шинели. Из разрезанного левого рукава торчал комок бинтов и ваты.
— Фриц сам отошел. Может, так и драпанет до границы? Комиссар говорил, там у них рабочие поднялись против Гитлера. Не слышал?
— Нет. — Старик озабоченно насыпал в подставленную ладонь махорки.
Если немцы и впрямь отступают, то они не смогут выполнить задание и тогда Грызобоев точно спустит с него шкуру.
— Сверни мне папироску, — попросил сержант и, показав забинтованный кулак, пояснил:
— Носил бутылки с горючкой, одна и раскололась. А вы небось диверсанты?
— Угу. — Старик склеил самокрутку. — Кури, отец, выздоравливай.
Он хотел бегом догнать своих, но в это время впереди рвануло, посредине группы блеснула вспышка, черные фигурки полетели в разные стороны, взметнулся столб дыма.
— Воздух! — истошно заорал сержант и присел, закрыв голову здоровой рукой, но тут же понял свою оплошность и сконфуженно матюкнулся. — Наверное, мина… Так вроде не было…
Вышедший из минутного оцепенения. Старик бросился вперед. «Не может быть, не может быть», — пульсировала в сознании идиотская мысль. Несколько фигурок копошились на земле, несколько даже поднялись на ноги, но большинство лежали неподвижно. Через полкилометра начинался лес, там ворохнулась какая-то бесформенная масса, затарахтело, медленно упало дерево, поплыл вниз сизый дым.
— Танк, сука, танк! — Гром приложился к автомату и пустил длинную очередь. — Ты понял, танк! В засаде оставили, сволочи! — На губах у него выступила пена.
— Не ори, мозги болят. — Быстрый сидел на земле, держась двумя руками за голову, и раскачивался из стороны в сторону. — О пень ударило… Проверьте, рации целы?..
— Я тебя, падлу навозную! — Отстегивая гранату, Грои бросился к лесу.
Обожженный сержант сноровисто шнырял среди лежащих, ловко переворачивал одной рукой, иногда расстегивал одежду и слушал сердце.
— Пятеро готовы, — сообщил он, обойдя всех. — Одну вообще в клочки, вместе с рацией.
Рации были у Чайки и Гюрзы. Старик осмотрелся.
Гюрза бинтовала себе руку. Жаль Маринку.
Он подошел к уцелевшей радистке:
— Ну как?
— Сквозное. А рацию порубило осколками.
Старик поискал Смелого и Гвоздя. Оба были мертвы. Гвоздю разворотило грудь, а Смелому осколок снес половину лица.
— Ушел, гнида! — Гром тяжело дышал, в побелевшей руке он сжимал гранату с выдернутой чекой. — Что делать будем?
— Вставь чеку. Офигел — с «эфкой» на танк? — машинально спросил Старик. Он не знал, что делать. — Быстрый немного очухается, посоветуемся.
Быстрый лежал навзничь, сержант, встав на колени, приложился ухом к его груди.
— Тоже готов. Шестой.
