Уэссекс представил своего друга, и Костюшко тут же разразился речью по-польски. Уэссекс не мог следить за ходом их беседы, но, очевидно, мадам в достаточной мере понимала этот язык, чтобы красноречие молодого гусара заставило ее зардеться. Она со смехом покачала головой.
— Гадкий мальчишка! — заявила она по-французски. — Но приятно знать, что меня все еще читают.
— Мадам знает, что величайшие ее триумфы еще впереди, — галантно отозвался Костюшко. — И ходят слухи, что вы приступили к созданию нового шедевра — кажется, посвященного истории Германии?
— Юный льстец! — воскликнула мадам. — Да, я продолжаю писать — не в последнюю очередь потому, что Этот Человек в Париже желает, чтобы я перестала. Но проходите же! Мы выпьем чаю, и вы расскажете мне все новости из большого мира, которых я лишена.
Целый час беседа вращалась вокруг событий в Париже и войны в Европе. Мадам знала об этом отнюдь не так мало, как хотела изобразить; она вполне заслужила свою репутацию самой осведомленной дамы Европы. Разговор перешел от прав человека к необходимости государственного управления, коснувшись мимоходом несправедливостей, от которых страдают содержащиеся в Вердене интернированные лица. Наконец Уэссекс подвел беседу к цели своего визита.
— Это и вправду немыслимо, — сказал он. — Интересно, как долго Корсиканец намерен присылать сюда людей и никого не выпускать? Ведь ясно же, что несчастный Верден может разместить лишь ограниченное количество народа.
— Да, в самом деле, — согласилась мадам де Сталь, бросив проницательный взгляд на человека, которого она знала под именем шевалье де Рейнаpa. — He далее как три недели назад нам пришлось принять уйму англичан, чей корабль потопили под Кале. И примечательнее всего, что это был датский корабль, — и хотя Дания сейчас беспрепятственно торгует с Францией, офицеров с этого корабля взяли под арест, матросов насильно забрали в армию, а сам корабль конфисковали. Это не просто немыслимо — это позорно!
— Несомненно, — покладисто согласился Уэссекс, хотя сердце его бешено заколотилось: он почуял свежий след. — Но ведь это, конечно, были временные меры? Как только капитан обратится к датскому послу, его освободят вместе с командой — верно?
— Хотелось бы верить, месье шевалье. Но почту, уходящую из Вердена, читает командир гарнизона, и письма частенько задерживают. Ну а если я скажу вам, что это было дипломатическое судно и что члены датской королевской семьи плыли на нем в Англию для подписания договора, который должен был привести Данию в ряды Великого союза, который будет противостоять моей бедной Франции до тех пор, пока она томится в лапах этого безумца?..
— Тогда я не удивлен, что Бонапарт захватил этот корабль и всех, кто на нем плыл. Ведь куда направится Дания, туда вскорости перейдет и вся Лига вооруженного нейтралитета, — сказал Уэссекс. — Россия уже это проделала.
— А Дания не посмеет выступить против России — ведь в таком случае царь может воспользоваться удобным поводом и просто проглотить ее — вот так! — заметила мадам и щелкнула пальцами, наглядно иллюстрируя свою мысль. — Но они захватили не всех, кто плыл на этом корабле. Так говорят.
Закончив свою тираду, мадам взяла с чайного подноса засахаренный грецкий орех и предложила его разнаряженной обезьянке. Крохотная зверушка схватила лакомство, тут же отскочила и взлетела на самый верх высокого зеркала в позолоченной раме, дабы спокойно съесть добычу.
— Если так говорят, мадам, то я не сомневаюсь, что это говорят вам, — галантно произнес Уэссекс. — Всем известно, что вы — глаза, уши и совесть Франции. Думаю, было бы очень любопытно познакомиться с этими людьми. Если, конечно, они здесь приняты. Ах, мадам, вы — как оазис в пустыне! Без вас я умер бы от скуки!
— Бедный мой Рейнар! — проворковала мадам и рассмеялась грудным смехом. — Проведи вы здесь несколько недель, вы бы скукой не отделались.
— Увы! — легкомысленно произнес Уэссекс. — Боюсь, мое пребывание здесь окажется куда более кратким. Клянусь — я приехал лишь ради того, чтобы увидеть вас.
— Но, дорогой мой… — начала было мадам и остановилась на полуслове. — Вы собираетесь покинуть Верден?
— В самом ближайшем будущем, — сказал Уэссекс. — Если, конечно, Жаки не разыщут меня здесь.
Услышав о Красных Жаках, мадам изобразила гримасу отвращения.
— Раз так, то вы, если не возражаете, можете оказать мне пустячную услугу. А я обещаю взамен развеять вашу скуку, если вы окажете мне честь и сегодня вечером отужинаете у меня. И конечно же, прихватите с собой вашего симпатичного друга.
Протянув унизанную драгоценностями руку, хозяйка взяла с желтой бархатной подушки колокольчик и энергично позвонила.
Уэссекс тем временем поднялся со своего места.
— Вы вносите радость в мое сердце, мадам. Можете на меня положиться.
Угощение, поданное этим вечером, можно было по всем меркам — не говоря уже о суровых верденских реалиях — считать обильным. Здесь было все, от простого супа и хереса до немыслимых шедевров кулинарного искусства. За ужином присутствовало восемь человек, и мадам де Сталь не снизошла до общепринятых условностей о требуемом соотношении гостей. На этом приеме присутствовала единственная женщина — она сама.
Костюшко сменил мундир на вечерний костюм — еще более пестрый, чем его гусарская форма, — и даже шевалье де Рейнар счел своим долгом облачиться в шелковый камзол цвета баклажана, жилет из восточной парчи и брюки серо-голубого цвета, украшенные гравированными стальными пуговицами. Этот прием мог бы проходить в любой из столиц — но все же и в его атмосфере чувствовалось подспудное напряжение, витающее над этим городом-крепостью.
Как и обещала мадам, скучать Уэссексу не пришлось.
Кроме Уэссекса и Костюшко, на приеме присутствовало еще четверо гостей: капитан Риттер, бывший владелец «Королевы Кристины»; лорд Валентин Грант, обаятельный рыжеволосый отпрыск одного из самых знатных семейств Англии; бельгийский прорицатель по имени Пуаро; и сэр Джон Адамс, посол короля Генриха при Датском дворе. Разговор за столом велся по-французски.
Уэссекс присматривался к сэру Джону и благодарил свою счастливую звезду за то, что их с сэром Джоном никогда официально не представляли друг другу. Он находился здесь под именем шевалье де Рейнара, и сэру Джону вовсе незачем было знать, что на самом деле он — герцог Уэссекский. Впрочем, даже если сэр Джон и узнал бы Уэссекса, старый лис был слишком хитер, чтобы в такой обстановке бросаться пожимать руку знакомому. Посол короля Генриха достиг почтенного семидесятилетнего возраста, но по- прежнему не уступал живостью оводу. Джон Адамс был уроженцем североамериканских колоний Англии и сделал карьеру в Министерстве иностранных дел благодаря своей честности и упорству. Если столь внезапная перемена судьбы и выбила сэра Джона из колеи, по нему этого не было заметно.
А присутствие капитана Риттера в салоне мадам де Сталь служило наглядным доказательством правоты Уэссекса. «Кристину» действительно каким-то загадочным образом перехватили и загнали к негостеприимному берегу Франции.
Не было ничего удивительного в том, что разговор зашел о столь несправедливой превратности судьбы. В результате Уэссекс узнал, что «Кристина» просто попала в туман, а вышла из него лишь у берега Франции, в сотнях миль от своего предыдущего местонахождения.
— И я боюсь, что французы не поверили ни единому моему слову, — с сожалением произнес капитан Риттер. — В результате нас ссадили с корабля, невзирая на все наши протесты, матросов насильно завербовали во французскую армию, а остальных прислали сюда, в Верден. Боюсь, кронпринцу следует рассматривать это как начало военных действий. Дания — нейтральная страна, и такое насилие над ее флагом равносильно самому отъявленному пиратству.
— Именно так он и поступит, как только узнает о произошедшем, — сказал лорд Валентин. У младшего сына герцога Харлея, лорда Валентина, хватило мужества, чтобы в весьма юном возрасте покинуть дом и
