Следы фургона. Но кому может понадобиться подъезжать на фургоне к разрушенному поместью?
Луи двинулся дальше. Мириэль поднялась на колени и принялась на ощупь исследовать почву вокруг. Девушка нашла еще несколько отметин на влажной земле. Такие глубокие следы могли оставить широкие колеса какого-то тяжелого фургона.
Мириэль встала. Сердце ее бешено колотилось, и отнюдь не от физического усилия. Подобрав юбки, она бросилась бежать вслед за мелькающей искоркой фонаря.
Хоть бы она ошиблась! Боже милостивый и все святые, хоть бы она ошиблась!
Мириэль надеялась перехватить Луи прежде, чем он доберется до развалин, но из-за темноты она неверно оценила разделявшее их расстояние. Когда она остановилась, чтобы перевести дыхание, то увидела, что юноша уже почти рядом с останками особняка.
А что, если она ошиблась? Если Луи и вправду идет на встречу с руководителем подполья, она своим криком только зря спугнет этого человека. И тогда они могут никогда не узнать, что за новости он раздобыл о герцогине Уэссекской.
Но у Мириэль не было времени на раздумья — необходимо было прямо сейчас, на месте выбрать между любовью и дружбой. И хотя сердце ее разрывалось, Мириэль не колебалась ни секунды.
— Луи! — крикнула она изо всех сил. — Это ловушка! Там ловушка!
Луи повернулся. Мириэль увидела, как он поднял фонарь повыше, стараясь разглядеть ее, и золотистый свет скользнул по его лицу. А затем развалины осветились, словно заброшенный особняк снова оказался в огне, и из укрытия с криками стали выскакивать солдаты.
— Беги! — крикнул Луи, когда солдаты схватили его. — Мириэль, беги!
Девушка застыла на миг, потом развернулась и помчалась прочь, стремительно, словно белая лань.
Она летела, не останавливаясь. Пули свистели мимо, но Мириэль даже не замечала их. Она подобрала юбки и мчалась так, словно за спиной у нее разверзся ад, мчалась, пока не добежала до двери церкви и не позвонила в колокольчик, которым вызывали священника среди ночи, если происходило что-то неотложное.
Когда Pere Анри вышел, Мириэль не могла произнести ни слова. Она стояла согнувшись, хватала ртом воздух и боролась с одолевающими ее слабостью и головокружением.
— Луи! — наконец выдавила она, указывая в ту сторону, откуда пришла.
И тут, как если бы слова девушки послужили заклинанием, по улочке прогрохотала черная карета. Она двигалась в сторону Парижа. В тяжелую, сделанную целиком из железа карету были впряжены двенадцать вороных лошадей. Узкие окна кареты были забраны решетками, а висячие замки на дверях грохотали на ходу, словно отдаленные раскаты грома. Шестеро солдат скакали впереди кареты, и шесть позади; еще четверо ехали на крыше, и все они были вооружены мушкетами.
— Нет! — в отчаянии прошептала Мириэль. Отец де Конде помог ей подняться на ноги.
— Мужайтесь, дитя мое, — произнес он.
Ночь тянулась долго. Мириэль стояла на коленях перед изваянием Святой Девы в деревенской церкви и перебирала четки. От бесчисленных молитв девушка впала в оцепенение, но она и подумать не могла о том, чтобы пойти спать. Она не могла думать ни о чем, кроме того, что Луи — ее Луи — оказался в руках врагов.
«Из-за меня. Все это из-за меня…»
Священник поднял на ноги все село и всех расспросил. Гуртовщик, с которым разговаривал Луи, исчез, словно в воду канул, хотя его скот до сих пор стоял в сарае у одного местного крестьянина. Никто не видел, чтобы железная карета и шестнадцать солдат проезжали через село — но к поместью можно было подъехать и другой дорогой.
Луи увезли. Священник сидел у себя в кабинете и писал письма, которые могли чем-то помочь его юному родственнику, — но надежда на это была невелика. А Мириэль стояла на каменном полу церкви и молила Святую Деву о чуде. О совсем маленьком чуде. Мириэль твердила Матери Божьей, что поймет, если та не сможет освободить Луи. Но если Луи умрет, а Мириэль останется жить без него, этого она не вынесет.
— Только позволь мне узнать, где он, Святая Мать. Только позволь мне прийти к нему.
Но ответа не было.
В тот день многие жители села побывали в церкви: некоторые молились за молодого Луи, которого здесь все знали и любили, хотя и считали просто племянником кюре; некоторые молились за себя — ведь если станет известно, что их село укрывало пропавшего короля, император в гневе может стереть его с лица земли. Мириэль не желала уходить из церкви. Она сопротивлялась всем попыткам мадам Кармо увести ее и уложить в постель. В конце концов, когда уже вечерело, за Мириэль явился сам кюре.
За эту ночь отец де Конде постарел на десять лет. Глаза его глубоко запали, а кожа посерела и стала напоминать пергамент. Когда Мириэль взглянула ему в лицо, ей показалось, что она видит череп, обтянутый кожей, живое напоминание о смерти.
— Мириэль! — позвал старый священник. — Дитя, вам надо отдохнуть. Не нужно так себя вести. Этим вы ему не поможете.
— Так, значит, все мои молитвы бесполезны? — презрительно произнесла Мириэль. — Но говорят, что Господь наш больше всего прислушивается к молитвам раскаявшихся грешников, — а я стольких предала в своей жизни, что сейчас Он наверняка слышит меня…
— Не говорите так, — строго произнес священник. — Вы не в себе от горя и усталости, и сами не понимаете, что говорите. Но не насмехайтесь над Богом, дитя.
— Я не насмехаюсь над Богом, святой отец, — отозвалась Мириэль. — Но я не думаю, что Он нас слушает.
Среди ночи Мириэль внезапно проснулась и села; сердце девушки бешено колотилось, как будто кто- то ее окликнул. Окна были закрыты ставнями, чтобы ночная прохлада не проникала в дом, и в комнате стало душно. Мириэль соскользнула с кровати и подошла к окну. Подняв оконную раму и распахнув ставни, она выглянула в сад.
Вокруг царили тишина и покой. Темноту нарушали лишь огоньки лампад в церкви. Из дома не доносилось ни звука, равно как и из сада.
Луи…
На миг в душе девушки поднялась волна горя и встряхнула Мириэль, как терьер встряхивает крысу. Сделав над собой усилие, Мириэль подавила это чувство. Теперь, после пробуждения, она вновь чувствовала решимость. Ей необходимо было кое-что сделать.
Не зажигая света, Мириэль быстро оделась и отыскала шаль и башмаки. Завернув тяжелые башмаки в шаль, девушка босиком, на цыпочках прокралась через безмолвный дом.
Добравшись до кухни, она отодвинула дверной засов и вышла в сад. Мириэль точно не знала, который сейчас час, но явно была глубокая ночь: все местные жители давно уже улеглись спать, а до того момента, когда петухи возвестят рассвет, оставалось еще немало времени. Мириэль осторожно закрыла дверь — она с радостью заперла бы ее обратно на засов, но такой возможности у нее не было — и двинулась в путь.
Она вышла на дорогу и направилась через село; ни одна собака не загавкала на нее. Девушка прошла мимо церкви, но не остановилась, несмотря на колебания. Она уже молила Бога о помощи, и Он не ответил. Теперь она шла за помощью в другое место.
Такое место имелось в каждом французском селе: источник, дерево, камень, посвященные Древнему народу; возле них оставляли приношения и просили о милости. Добрым христианам строго-настрого запрещалось навещать эти места, поскольку все Силы (как говорили священники) исходят от Всесвятого Господа, и почитать какие-либо Его творения превыше Его самого — тяжкий грех. Но крестьяне знали истину: Матерь Божья не всегда могла помочь им, если это шло вразрез с желаниями ее Сына, который относился к грешникам с меньшим пониманием, чем Святая Дева. Что же до самого Господа, то Он был беспристрастен и справедлив, и Его невозможно было подкупить.
А вот подкупить Волшебный народ — можно.
