черные волосы назад, заплела их и, уложив короной вокруг головы, спрятала под шляпкой. Шляпка была старомодной, из набивного ситца, натянутого поверх плетеной соломки, но достаточно глубоко сидела, и к тому же к ней крепилась вуаль, которая скрывала лицо. Главное — выглядеть прилично, это единственное, что ей оставалось.
Приведя себя в порядок, Мириэль как могла изучила результат с помощью маленького ручного зеркальца. Она была в простом дорожном платье из нимского хлопка цвета индиго и в полушелковой темно-синей мантилье, окаймленной алым атласным кружевом. Изящные кисти рук были плотно охвачены светло-коричневыми перчатками — тщательно хранимым напоминанием о былой роскоши; они стоили больше, чем весь остальной туалет.
Мириэль взяла ридикюль[32] и на миг остановилась. Маленький мешочек слишком легко украсть, а она смертельно боялась потерять письмо или деньги. В конце концов, хорошенько подумав, она завернула золотые монеты — все ее оставшееся богатство — в один из платков Луи, чтобы не звенели, и сунула и их, и письмо в мешочек. Приподняв платье, она крепко привязала ридикюль к поясу нижней юбки, упрятав его в складках.
Тянуть дольше было нельзя. Мириэль отворила дверь и вышла из комнаты.
Она уже не была той робкой и наивной девушкой, которая удирала, спасаясь от коварных планов своего дядюшки. С уверенностью опытного человека она пошла в контору капитана порта и выяснила, где стоит самый быстрый корабль, отплывающий в Англию.
Через несколько минут она уже стояла у трапа корабля «Тысячелетний сокол»[33] и просила позвать капитана Пендрея. Фамилия выдавала корнуэльское происхождение капитана, и, когда он появился на палубе, Мириэль обратилась к нему на его родном языке:[34]
— Durdatha why! Fatla genough why?[35]
— Ea, ma Yehes genam,[36] — ответил Пендрей. — Так вы моя соотечественница!
Его зеленовато-карие глаза казались странно светлыми на сильно загоревшем лице. Он смотрел на незнакомку внимательно, но дружелюбно.
— Далеко вы от дома забрались, Madama wheg.[37] У вас что, беда стряслась?
Мириэль не желала говорить об этом при всех.
— Я могу подняться на борт? — спросила она в ответ.
Пендрей проводил ее в свою каюту и налил ей вина из графина, стоявшего в буфете. Притулившаяся под кормой каюта была хорошо обставлена и походила на гигантскую шкатулку для хранения драгоценностей какого-нибудь великана. Сквозь открытую дверь Мириэль слышала крики людей на палубе.
— Видать, вы доверчивая, — сказал капитан. — Спускаетесь в каюту с таким грубым моряком, как я.
Мириэль не смутилась.
— Я в отчаянном положении, — прямо начала она. — Начальник порта сказал, что ваш корабль регулярно ходит в Англию и что он самый быстрый.
— Быстрее не бывает, — гордо ответил Пендрей. — Сегодня с отливом мы отчалим и через пять недель будем в Бристоле. Но я не хочу, чтобы «Сокол» был замешан в каких-то темных делишках.
— Я только прошу вас отвезти в Англию мое письмо к герцогине Уэссекской. Я надписала на пакете адрес. Герцогиня живет в Уилтшире, она моя подруга.
Пендрей скептически посмотрел на девушку. Мириэль понимала его сомнения. Пусть и прилично одетая, она все же не походила на людей, с которыми водят дружбу герцогини.
— Очень важно, чтобы она побыстрее получила это письмо. Я заплачу вам за перевозку и еще сверх того, если вы наймете человека, чтобы он доставил его герцогине.
— А что удержит меня от того, чтобы взять ваши денежки и вышвырнуть письмо за борт, как только мы снимемся с якоря? — насмешливо спросил капитан.
— Ваша честь, — ответила Мириэль. — Onen hag Oll. Один за всех.
Это была корнуэльская поговорка, и, похоже, она возымела действие. Капитан Пендрей покраснел и быстро отвернулся, чтобы скрыть смущение.
— Ладно, мисс. Простите старика за то, что так резко говорил с корнуэлкой. Среди нас еще остались те, кто помнит, как сражались за Трелони.
— Знаю, — ответила Мириэль.
Даже века не смогли стереть памяти о том великом восстании, когда сорок тысяч корнуэлок выступили против монарха, чтобы спасти одного из своих собственных королей. Прирожденная доблесть бурлила у них в крови.
— Давайте письмо, и я доставлю его в целости и сохранности, — хрипло проговорил моряк.
— Отвернитесь, — Мириэль облегченно вздохнула и, порывшись в юбках, достала из ридикюля письмо.
— Я дам вам десять гиней, если…
— Нет уж! — резко ответил капитан. — Я сделаю это даром ради удовольствия снова услышать родной язык. Дайте две гинеи, чтобы уплатить человеку, который отвезет ваше письмо, когда мы пристанем к английскому берегу, и я клянусь — ваша герцогиня получит письмо не позже чем через шесть недель, начиная с нынешнего дня.
Хотя на самом деле в положении Мириэль ничего не изменилось, провожала она «Сокол» куда в лучшем настроении, чем была с тех пор, как пропал Луи. Она оказалась жертвой могущественных сил, справиться с которыми не могла, но пешкой в их руках ни за что не станет.
Сара вздохнула и еще раз перечитала письмо, напрягая глаза в полумраке комнаты — солнце уже садилось и его последние слабые лучи еле пробивались с запада сквозь ветви деревьев. Мириэль писала свое письмо много недель назад и за много миль отсюда. Что же случилось с ней за все эти долгие дни, пока письмо добиралось до Мункойна? Может, она уже мертва, или Луи погиб, или оба…
«Нет. Подумай как следует, Сара! Уэссекс смог бы, наверное, догадаться, что случилось в Балтиморе, но его тут нет, этого безответственного типа! А Мириэль ждать не может. Будь я прямо сейчас в Бристоле, я через шесть недель уже достигла бы Америки. И все равно пройдет целых три месяца с момента отправки письма…»
Сара встала и в тревоге закружила по комнате, пытаясь представить, что могло произойти. Луи слишком осторожен, чтобы стать жертвой разбойников или вербовщиков, которых пруд пруди в портовых городах, так что эту возможность она отбросила сразу. Значит, его схватили те, кто знал его настоящее имя, поскольку какой-то мистер Капет не был нужен никому.
Но кто его похитители?
Сара чуть не заплакала от отчаяния. Она может гадать до посинения и не приблизиться к истине ни на йоту. Отвернувшись от письменного стола, герцогиня долго стояла молча, перебирая в голове самые разные варианты, как вдруг ее осенило.
«Я ведь могу добраться до Мириэль с такой же скоростью, как и письмо. А в Балтиморе воля герцогини Уэссекской будет куда весомее, чем желания какой-то Сары Канингхэм».
Да. Она оставит Уэссексу письмо и отправится в Балтимор этой же ночью.
Не прошло и двух суток, а Сара стояла на палубе «Трискелиона» и смотрела, как исчезает вдали Бристоль. «Трискелион» перевозил королевскую почту, так что место на его борту досталось Саре недешево, но при попутном ветре она достигнет Бостона менее чем через четыре недели. В ее багаже был хороший запас монет и уйма туалетов, которые помогут ей, если надо будет кого-нибудь поразить видом настоящей английской герцогини во всем параде. Она отправилась в путь одна, поскольку предприятие ее было слишком опасным, чтобы впутывать в него ни в чем не повинных слуг, и надеялась, что эту странность отнесут на счет экстравагантности герцогини. Но Сара вовсе не была так безрассудна, как порой могло показаться со стороны, так что она везла с собой самое дорогое — винтовку Бэйкера, отобранную у одного
