Влад» — гласила текстовка под снимком. Правая бровь капитана напряженно выгнулась. Он посмотрел на Жанну, она на него. Их взгляды встретились. В ее глазах Мирон прочел такую дикую ненависть, что понял — надо действовать немедленно.
— Коля!.. Скорей сюда!
Уловив тревожную нотку в ее голосе, Серегин отшвырнул гитару и бросился на кухню.
— Смотри! Мирон — лягавый!..
— Майя! Беги к калитке! Там наши прикроют! — крикнул Мирон.
Майя оцепенело глядела на него и не двигалась.
Мирон сунул руку в пустой карман:
— Гаранин и Сутеева! Вы арестованы!
Майя видела, как Жанна подняла над головой бутылку шампанского и с силой обрушила на затылок Мирона. Капитан рухнул на колени и свалился на бок. Серегин выхватил из кармана нож.
— Не смей, падла! — зашипела Жанна, схватив его за руку. — Под вышку лезешь и меня тянешь?! Линяем быстро!..
Только теперь Майя с истошным криком «Помогите!» метнулась к двери, сбежала с крыльца, упала, поднялась и кинулась к калитке. Навстречу ей с улицы бежал Орлов с пистолетом в руке. Бойко вызывал по рации оперативную группу.
Жанна выпрыгнула в кухонное окно, но тут же была схвачена двумя дюжими парнями, успевшими перелезть через штакетник из соседнего двора.
Серегин выпрыгнул вслед за Жанной, сжимая в руке нож. Он быстро отцепил карабин от ошейника Гайдука, и пес, рыча, помчался вдогон Майе. Орлов, вбежав в калитку, почти в упор выстрелил в собаку, уже готовую прыгнуть на плечи девушке. Пуля прервала прыжок. Пес упал на плиты дорожки, дернулся и затих.
Через штакетник ограды со всех сторон перелезали дружинники.
Жанна, осознав, что звезда ее закатилась, не успев взойти, вырывалась с отчаянием и силой тигрицы, кусала парней за плечи, била их ногами. Вдвоем они с трудом свели ее руки вместе, и подоспевший Бойко защелкнул наручники.
Серегин стоял, прижавшись спиной к стене дома. Нож он держал у правого бедра острием вперед и выбирал момент, чтобы ударить одного из двух дружинников, которые, выломав в ограде по штакетине, пытались выбить нож у него из рук. Глаза Серегина бегали по сторонам, высматривая, куда ему кинуться после удара ножом. Тонкие губы расползлись в стороны, обнажив крысиный оскал зубов:
— Порежу гадов!.. Всех порежу!..
Дружинники размахивали штакетинами и только мешали друг другу. За деревьями вспыхивали синие огоньки мигалок — подъезжали «канарейки» с опергруппой.
Орлов подошел к Серегину, отстранил дружинников и направил ствол пистолета ему в переносицу:
— Ну, утопленник, после моей пули не всплывешь! Бросай нож, стреляю!
Такая решимость была в его голосе, что бандит понял — сейчас выстрелит. Швырнул нож к ногам. Орлов тотчас же защелкнул наручники на его руках.
— Ну, кажется, все! — выдохнул Саша и провел ладонью по лицу.
Майя, бледная, как полотно, стояла около калитки, прислонившись к ограде, и не находила сил сдвинуться с места.
В калитку вбегали милиционеры во главе с Волковым.
Жанна вдруг подняла сцепленные вместе руки и всеми десятью пальцами впилась в лицо Бойко. Ее наманикюренные ногти оставили кровавые борозды на полном добродушном лице инспектора — ото лба до подбородка. Бойко присел и стал беспомощно шарить по траве. Один из дружинников нагнулся, поднял очки и подал ему. Два милиционера из прибывшей группы взяли Сутееву за предплечья и быстро повели к машинам. Двое других повели Серегина.
— Что с вами, Панас Остапович? — встревоженно спросил Волков, подойдя к Бойко.
— Царапнула, кошка проклятая! — ответил Бойко, держа очки в руке и не решаясь открыть глаза.
— Воронин! — остановил Волков проходившего мимо милиционера. — Отведи Панаса Остаповича в мою машину и быстро в санчасть! Глаза-то целы?
Бойко разлепил веки, но от сильной боли тут же снова закрыл глаза:
— Кажется, целы, товарищ полковник… Видят… Извините, не признал по голосу…
— Идите в машину, Панас Остапович! Идите!
Милиционер взял Бойко под руку и бережно повел к машине. По лицу инспектора струилась кровь, капала на китель, на ленточки боевых наград.
На крыльцо дома вышел Влад. Он улыбался. Шатким шагом спустился с крыльца. В руках у него была белая Майина сумочка.
— Ну, математик, как дела? — спросил его Волков.
— Как сажа бела, товарищ полковник… По башке бутылкой получил…
— Да что ты? И как самочувствие?
— Как после глубокого нокаута.
— Дешево отделался, — сказал Волков. — Вот обойдется ли так же легко у начальства — сомневаюсь. Пришлось доложить о твоем самовольстве. Начальство очень сердито. Вам с Чекиром грозят крупные неприятности…
— Что ж поделаешь?.. Только Чекир тут ни при чем, Константин Константинович. Я к нему за разрешением не обращался… Майя! — окликнул он девушку, которая так и стояла, еще не оправившись от пережитого испуга. — Возьми свою сумочку!
Майя жалко улыбнулась, но от штакетника оторваться не смогла. Мирон подошел к ней, отдал сумку. Майя пролепетала побелевшими губами слова благодарности.
Влад повернулся и вошел в дом. К Волкову приблизился Орлов:
— Закончим здесь обыск, Константин Константинович, и поедем третьего брать, Долю. Адрес установили, где он прячется, — улица Лазо один, квартира девять…
Оттуда, где стояли машины, донесся голос одного из водителей «канареек»:
— Товарищ полковник! Вас к рации просят. Из управления!..
Волков быстрым шагом направился к машинам. Серегина и Сутееву, обыскав, подсаживали в желтый тюремный фургон.
Майя вдруг оторвалась от штакетника, выпрямилась. Спросила проходящего мимо Орлова:
— Я могу домой?
— Конечно, можешь. А подождешь немного — мы подвезем.
— Нет-нет! Спасибо!..
Она торопливо, почти бегом, прошла вдоль линии милицейских машин к такси. Водитель, привезший Сутееву, задержался у ближайшего киоска — покупал сигареты. Едва отъехав, услышал Майин крик о помощи и выстрел. Он остановился и теперь с любопытством смотрел, как его недавнюю пассажирку сажают в «воронок».
Майя подошла к такси:
— Свободен?
— Да-да! — засуетился водитель, вспомнив, что он на линии и ротозействовать вроде бы некогда. Сел на свое место. Майя села рядом, и машина тронулась.
С ПОВИННОЙ
Кроме вещей, обнаруженных Владом во времянке и на чердаке, люди Волкова, производившие обыск вместе с Владом, при дружинниках, привлеченных в качестве понятых, нашли в карманах замшевого пиджака Серегина 38 новеньких десяток и два паспорта — один, прописанный в Одессе, на имя Федина