— Да хоть за измену родине!..
— Сперва зону с наше потопчи, тогда и с людьми сядешь,— добавил Бивень.— А пока лезь под шконку.
— С какой стати?..
— Завари жало, фуфлыжник!..— Хряк смерил Корнилова угрожающим взглядом.— Сказано: под шконку!!!
Корнилов понял, что ни «авторитетная» статья, ни физическая сила здесь не помогут, но особо не расстроился. Он слишком высоко себя ценил и презирал весь род человеческий — и, в частности, этих двоих, которых считал отбросами общества. Контролер с трудом протиснулся на отведенное ему место.
В этот момент Толстых понял: еще секунда, и если он срочно не опорожнит хотя бы мочевой пузырь, то просто обмочит штаны. Он быстро спрыгнул с нар, подбежал к параше и начал мочиться.
Реакция последовала молниеносно. Шматок мгновенно соскочил с койки, в два прыжка оказался рядом с нарушителем камерных законов и дал ему сильный пинок под зад. Толстых упал прямо на парашу — отныне и до конца добровольного срока он заслужил себе место постоянной прописки.
Геннадий медленно обернулся, ожидая продолжения побоев. За спиной стояли Шматок и Чифирь. В руках у последнего была миска с обедом. Смертельно испуганный бизнесмен уловил в их взгляде столько злобы и презрения, что невольно съежился, как от удара по лицу. Так смотрят на вонючего бомжа, который вздумал пролезть без очереди в элитном супермаркете.
Угрожающе растягивая слова, Шматок произнес:
— Не гадь, сука, когда люди кушают!..
Толстых попытался оправдаться, но выглядело это настолько жалко и неубедительно, что не вызвало даже теки понимания.
— Я терпел... Сил не было...
Шматок нанес ему несколько не очень сильных, но точных ударов: один пришелся по печени, два других — в область живота. Толстых скорчился на полу.
С маской отвращения на лице Чифирь вылил содержимое его миски в унитаз:
— Отсюда теперь будешь хавать!..
В надежде найти заступника Толстых посмотрел на Бивня, но камерный авторитет даже не удостоил его взглядом. Доедая колбасу из толстовской сумки, он укоризненно произнес:
— Думал, ты правильный, а.ты черт! Давай-ка тоже под шконку...
Геннадий с обреченным видом подчинился. На лице Корнилова, который спокойно наблюдал за происходящим из-под шконки, не отразилось никаких эмоций. Для него вся эта показательная сцена служила еще одним подтверждением его теории о низменности и никчемности человеческой натуры.
Боевой опыт подсказывал Плахову, что на совести Корнилова не один труп. Способы, правда, могли быть разными, иначе б мы просчитали «серию». Хороший малый. Прямо как из анекдота про старушек. Одна старушка — рубль, сотня — сто рублей.
Направляясь в следственный изолятор, он рассчитывал на помощь знакомого тюремного опера Володю Шевлякова. Способ старый, но проверенный временем. Надавить на Корнилова, а после подсадить к нему человечка подходящего, может, кое-что и сболтнет электрик.
Маленький кабинет в следственном изоляторе с трудом вмещал двух человек. Хозяин тесных апартаментов, капитан внутренней службы, сидел за столом, внимательно разглядывая список арестованных. Напротив расположился Плахов, терпеливо ожидая, когда коллега перестанет с умным видом разглядывать бумажку и задаст вопрос по существу. Наконец этот счастливый миг настал. Оторвавшись от списка, Шевляков спросил:
— Как, говоришь, его фамилия?.. Корнилов?..
Капитан, бормоча себе под нос, снова пустился в блуждание по списку: Корнилов... Корнилов... Наконец указательный палец застыл на строчке:
— Да. Есть такой. «Мокрушник». В моей камере сидит. Чего ты из-под него хочешь?..
— Поговорить. Уверен, за ним не один эпизод.— Плахов ребром ладони постучал по столу.
— Серийщик?
— Не исключено.
Решив, что настало время бумажек, он достал из папки документ.
— От следователя разрешение есть.
Тюремный «кум» сделал вид, что листок его якобы не интересует, но, тем не менее, прочел.
— Хорошо, нет проблем.
Снимая телефонную трубку, он еще раз сверился со списком.
— Шевляков говорит. Приведи-ка Корнилова из пятнадцатой.
— Клиент сейчас будет...-
— Спасибо, Володь.— Плахов благодарно взглянул на коллегу.
— Да чего там...—Улыбнулся капитан.—У меня в этой камере такой крендель сидит, не поверишь. Егоров ваш из штаба халтуру подкинул. А начальство на меня спихнуло...
Монотонное шуршание нарушало камерную тишину. Над унитазом, склонившись в обреченной позе, трудился Толстых. При помощи зубной щетки, как армейский салага, он скоблил парашу, размышляя о своей планиде,— так или иначе, но он постоянно оказывался рядом с сантехникой. От судьбы не уйдешь!..
Лежа под шконкой, Корнилов пытался понять, как этот сломленный, совершенно безобидный на вид человек мог попасть за решетку, да еще по такой грозной статье?..
Размышления прервал лязг ключа, поворачивающегося в замке. Толстых вздрогнул, оторвался от своего занятия.
В проеме показался конвоир.
— Корнилов, на выход!..
Тот выбрался из-под шконки и направился к выходу, провожаемый взглядами сокамерников...
В кабинете Шевлякова после того, как привели Корнилова, стало еще теснее. Вообще-то беседовать с арестантами полагалось в специальных следственных кабинетах, но для Плахова Володя сделал исключение. Корнилов безучастно посмотрел на оперативника, стараниями которого он здесь оказался. Как убежденный мизантроп, личной ненависти к нему он не испытывал.
Но, представься такая возможность, убил бы — хладнокровно и не задумываясь. Молотком.
Плахов не надеялся сразу «расколоть» Корнилова. Опыт общения с этим человеком подсказывал, что он начнет говорить только после предъявления конкретных улик. Ато и вообще не начнет. Зачем? Пожизненное зарабатывать? Лучше помолчать, пускай менты доказывают. И нажимать особо нельзя — завтра же адвокат жалобу напишет.
— Ты ведь в «Энергии» одиннадцать лет работаешь?.. Уходил, потом возвращался...
— Ну, допустим,— равнодушно пожал плечами Корнилов.— Только что-то не пойму, к чему вы клоните?..
Плахов придвинулся к допрашиваемому:
— Да неужели?!
Приступ раздражения застал Корнилова врасплох — сказались напряжение последних дней и время, проведенное в камере. Он почти сорвался на крик:
— Нет за мной больше ничего! Ясно?! Одна мокруха, и все!.. Мало вам?!
Не отреагировав на эмоциональный всплеск, Игорь продолжал наседать:
— А если еще накопаем?..
— Ну, если больше нечего делать...— Корнилов уже не скрывал злости.
— Всех знакомых твоих перетрясем, учти!.. Так просто не слезем!
Корнилов сообразил, что оперу только этого и надо. Чтобы он сорвался, наговорил лишнего... Он сделал над собой усилие, чтобы подавить бьющие через край эмоции.
— Вот когда накопаете, тогда и поговорим. И только в присутствии адвоката.
— Тогда говорить будет не о чем!
— «Вышак» все равно не дадут...— усмехнулся Корнилов.
Шевляков, который до этого времени молчал, внимательно прислушиваясь к разговору, выдал свое
