веское слово:
— А жаль!
— Вам бы всех к стенке...— Корнилов справился с эмоциями и теперь ушел в глухую оборону.
— Сам лучше покайся.— Плахов попытался изменить тактику.— Глядишь, пожизненное не схлопочешь.
— Только вот «разводить» меня не надо!! Я не лох!! — сорвавшись, взвизгнул Корнилов,— явку с повинной, чистосердечное... Ага, уже пишу!
Шевляков решил напомнить арестанту, кто есть who.
— Ты особо-то не борзей!..— жестко произнес он с металлом в голосе.—А то я тебе быстро создам... эксклюзивные условия.
— Дальше зоны не пошлете!..—Корнилов понял, что одержал маленькую победу: открытые угрозы — это уже признак бессилия.
Этой же ночью Корнилов раз за разом, как видеокассету, прокручивал в голове последний допрос — каждую деталь, каждую мелочь, каждую интонацию. Фильтруя в своей памяти все события последних лет, он вспомнил, что подарил краденую икону Ирине. Липкий страх выполз откуда-то из глубин его мозга и начал расползаться по всему телу...
Большинство зэков блуждало в своих сновидениях. Бивень не спал. Он лежал на нарах с включенным приемником и слушал концерт по заявкам. Корнилов повернул голову вправо — его сосед Толстых безучастно лежал с открытыми глазами, как будто мысли витали где-то в другой галактике.
— Слава Богу, скоро все кончится...— вдруг выдохнул бизнесмен.
— Ну да — лет через десять,— хмыкнул Корнилов.
— Завтра...
В голосе Толстых зазвучали мечтательные нотки. Если бы не изможденный вид — вылитый актер из плохой мелодрамы. Тем не менее последнее слово заставило Корнилова насторожиться.
— Ты что, из унитаза объелся?..
Сосед, который за время пребывания в СИЗО свыкся с пренебрежительным обращением, мечтательно продолжил:
— Завтра я выйду... Домой... К жене, теще...
— Как это?..— не понял Корнилов.
Ответа он не дождался. В этот момент из приемника раздался голос ведущего: «Коллеги по работе просят исполнить песню группы „Лесоповал' для своего друга Валентина Клычкова, находящегося сегодня по воле злых людей на Канарах».
— А ну, тихо там, черти!..— Бивень схватил тапок и прогулялся им по головам Толстых и Корнилова.
Оба замерли. Авторитет врубил приемник на полную громкость. Ведущий продолжал лить бальзам на сердце бывалого зэка: «...Кроме того, друзья просят передать Вале, чтоб он не переживал. Арчик ни в чем не сознался».
— Молодец, кореш!..—Бивень в восторге хлопнул ладонью по лежаку.
Толстых рефлекторно втянул голову.
Контролер фирмы «Энергия» вернулся к своим мыслям: «Надо как-то срочно связаться с Ириной. С одной стороны — этот забитый клоун на „наседку' не похож. С другой — если информация дойдет до ментов — мне конец. Но выбора нет. Время играет против меня. Информацию надо передать сейчас. Потом будет поздно».
С риском получить тапком по голове Корнилов высунулся из-под шконки и прошептал соседу по спальному месту:
— Слышь, ты точно завтра на волю выходишь?..
— Осталось семь часов девятнадцать минут.— Изможденное лицо Геннадия оживилось.
— Дело у меня к тебе есть, это очень важно. С бабками не обижу...
Толстых придвинулся ближе, чтобы лучше слышать слова, заглушаемые «Лесоповалом».
— Женщине одной надо кое-что передать,— шепотом продолжил Корнилов.— Сделаешь? Она заплатит.
Несмотря на то что лежали они в метре друг от друга, свет единственной лампочки не позволял Корнилову разглядеть выражение лица собеседника. Он считал себя большим знатоком человеческой натуры, который по мимолетным оттенкам мимики может отличить «наседку» от честного арестанта.
— Ну что, сделаешь?
— Да не жалко.
— Запоминай телефон...
До своего добровольного схождения в круги тюремного ада Толстых наивно думал, что в России найдется мало людей, которые смогут рассказать ему что-нибудь новое в области сантехники. В своей нормальной жизни он постоянно находился в курсе последних новинок, выписывал каталоги, одним словом, держал руку на пульсе последних достижений сантехнической мысли. Ему в голову не могло прийти, что простой унитаз можно использовать в качестве средства связи.
В «хате» он узнал, что стояк проходит сверху вниз через все этажи и к нему с двух сторон подходят ответвления из двух соседних камер. Сливы от унитазов и умывальников сходятся в одной точке. Однако, чтобы поговорить по этому «телефону», надо удалить водную пробку из очка или унитаза.
Именно этим Толстых и занимался под чутким руководством Хряка. При помощи тряпки Геннадий довольно долго собирал воду, а затем выкручивал ветошь в умывальник. Когда вода иссякала, Толстых, следуя наставлениям авторитета, наклонился почти вплотную к унитазу и повел диалог с нижней камерой.
Пока бизнесмен пытался «вызвонить» арестантов, Хряк засылал на волю «маляву». Процедура эта требовала известных навыков. Авторитет стоял перед открытой форточкой с длинной трубкой, скрученной из газеты. Набрав в легкие побольше воздуха, он резко выдул свернутое в комочек послание. Остальные не обращали на эти манипуляции никакого внимания.
Хряк с довольным видом повернулся к Бивню:
— Все!.. «Маляву» заслал. «Мобильная связь! Мир твоей свободы!..»
Пахан одобрительно кивнул, потом обернулся к Толстых:
— А ты что замолчал? Связь давай! Бизнесмен, в который раз, прокричал в унитаз:
— Крот, ответь пятнадцатой!! Крот, пятнадцатой ответь!! Не отвечает.— Геннадий растерянно повернулся к Бивню.
— Значит, ори громче.
— Я и так...— попытался оправдаться Толстых. Он кивнул в сторону унитаза:
— Неудачная конструкция. Сифон широкий. Сюда бы финский...
— Да ты, смотрю, у нас большой спец по парашам!..
Бивень с удивлением уставился на Толстых, прикидывая, чем бы еще занять этого фуфлыжника. Страдания Геннадия Ефимовича прервал скрип открывающейся двери. На пороге камеры появился Шевляков. За его спиной маячили несколько «цириков». Хряк быстро развернул газету.
Оглядев камеру и бросив равнодушный взгляд на человека, склонившегося у парашы, Шевляков громко произнес:
— Всем на галеру!.. Осмотр камеры.
Зэки разделись до пояса, попрыгали с нар и начали выходить их камеры в обратном порядке тюремной табели о рангах. Первым шел Толстых. За ним Корнилов.
Про себя Толстых назвал эту процедуру «увечной романтикой тюремных будней». Обычного арестанта здесь лишают статуса нормального человека. И если этого не сделают «цирики», то камерные авторитеты обязательно восполнят пробел...
Зэков построили в коридоре, затем их осмотрели охранники и поставили лицом к стене — каждое движение было отточено до автоматизма, как на бездушном конвейере. Геннадий мысленно прощался с этим филиалом преисподней: «Хватит с меня тюремной романтики!.. Сегодня я отсюда уйду и постараюсь
