— Надо расписаться. Новые правила.
Грохнул замок. Дверь отворилась. На пороге стоял Лунин. У Антона душа ушла в пятки...
— Давайте же, молодой человек,— уже нормальным, миролюбивым голосом сказал Лунин. Он умел владеть собой.
Антон решился. Вытащил из папки пистолет. Направил в живот мошеннику. Некстати подумал, что по злой иронии судьбы Пушкин получил смертельную рану именно в живот. Отчаянно и долго вспоминал заготовленную заранее фразу...
— Сначала поговорим!
Лунин окинул взглядом лестничную площадку. Спросил спокойно:
— Тебе чего надо?
— Если что — выстрелю, я не шучу,— выдавил Антон. Руки его тряслись. Господи, что же он затеял! Больше всего Антону захотелось оказаться за письменным столом перед учебником математики. Лунин неторопливо оглядел нервного юношу, пожал плечами:
— Ну, тогда заходи.
Спокойно повернулся к Антону спиной и пошел в глубь квартиры. Антон, стараясь не выронить пляшущий пистолет, шагнул следом.
На улице Жору удалось удержать от самосуда, но в главке Любимов дал волю чувствам. Не то чтобы он не умел справляться с эмоциями, но когда «сдавали» своих... Предателей Жора не выносил. Тем более что Шишкин только что сообщил: состояние Наумова ухудшилось.
Малышев в глазах Любимова был хуже насильника и убийцы. Поэтому Жора безжалостно тряс «губошлепа» за отворот куртки. Так тряс, что голова «губошлепа» болталась из стороны в сторону, как у тряпичной куклы, грозя оторваться, а губы, соответственно, шлепали в такт качающейся голове. Вася пытался оттащить Любимова — не вышло.
— Что ж ты, сволочь, людей под пули подставил?! — шумел Жора.— Я из тебя, подла, душу сейчас вытрясу! Вместе с костями.
— Я не хоте-ел! — жалобно тянул Малышев. В глазах его стояли слезы.
— А чего ты хотел? Баксов две штуки хотел, сука?!
— Евро,— подсказал Рогов.— Жор, слушай...
— Евро, гад, две штуки хотел?
— Он обещал не стрелять,— скулил Малышев.— Попу-угать только...
— «Попугай» нашелся! Не стрелять обещал?! А что он собирался делать с «Макаровым»? Ствол сосать?!
— Ладно, брось, Жор,— со второй попытки Рогову удалось оттащить Любимова от сникшего конвоира. Тот нехотя отошел в сторону и сел на стул.
— Так... А почему же все-таки евро, сержант? — заинтересовался он.
— Да не евро, не евро... — едва не плакал конвоир... Теперь уже бывший конвоир и бывший сержант.— Мы в долларах догова-аривались, на две с половиной. Просто он в евро принес...
— Тогда понятно,— успокоился Рогов и бросил на стол пачку сегодняшних фотографий с Василеостров-ского рынка.— Фамилию его знаешь?..
— Только имя. Борис Романыч,— тяжело дыша, ответил Малышев.
Он не перепутал. Роман Борисович Лунин и впрямь представился сержанту как Борис Романович.
— И как он на тебя вышел?
— Сам нашел меня. Три недели назад. Подошел после смены. Знал, что я в день суда дежурю...
— Откуда? — нахмурился Рогов. Малышев пожал плечами:
— У нас график висит. Он и про дом знал.
— Какой еще дом?
— У матери в Сосновке дом сгорел. Она уже год у соседей живет.
— Решил, значит, новый построить? — взвился Любимов.— На чужой крови, гаденыш?
— Я не думал, что все так случится... Клянусь... — замахал руками Малышев.
— Где его найти? — кивнул Рогов на фото Лунина.
— Набережная Мойки, четырнадцать, корпус один, квартира пятьсот тридцать три. Я за ним проследил, когда он пистолет и аванс принес... На всякий случай.
— Молодец, на суде зачтется,— Любимов решительно встал.— Поехали, Вась.
— Остынь, Жор, с утра съездим с ордером. Выходной все-таки...
Юля стояла у окна и грызла ногти. Вообще от этой дурацкой детской привычки она окончательно отучилась еще в шестом классе, но... Сейчас она снова стала маленьким глупым ребенком. Ноготь исчезал со скоростью горения спички.
Юля шагнула в глубь комнаты. В большом зеркале, вделанном в платяной шкаф, колыхнулось ее отражение. Она посмотрела и ахнула. Лицо какое-то черное... Сморщенное. Откуда эти морщины через весь лоб? Что происходит? Она будто бы постарела за этот день... на двадцать лет!
Предчувствие беды охватило Юлю сразу, как она вылезла из горячей ванной. И не оставляло с тех пор ни на секунду.
Остановить Зеленина она не могла: мобильника у Антона не было.
Где он сейчас?
Что с ним?
Где этот дурацкий пистолет?
И зачем она только согласилась? О чем думала?
Телефонный звонок разорвал тишину, как выстрел. Юля вздрогнула. Выскочила в коридор, схватила трубку
— Алло... Да... Хорошо... Я поняла, через пять минут.
Слава Богу, жив...
— Кого? — выглянул из комнаты отец.
— Меня. Схожу, учебник Ленке отдам,— Юле стоило больших усилий говорить ровным голосом. Хорошо, в коридоре было темно, и отец не видел ее лица.
Пять минут во дворе показались вечностью.
Сколько же можно идти из соседнего квартала? Или он звонил не из дома, а из таксофона?
Юля вдруг захотела выкурить сигарету... хотя никогда раньше этого не делала. То есть пробовала, конечно, несколько раз, но совсем не понравилось.
А сейчас вдруг ощутила острое желание затянуться горьким дымком.
Антон возник из темноты неожиданно, как привидение. И лицо такое... призрачное. Бледное.
— Что случилось?, — почти крикнула Юля.
— Ничего,— ответил Антон отсутствующим каким-то голосом.
— Получилось?..
— Пока нет... Держи.
Антон протянул Юле все тот же пакет. Из магазина «Дикси». С пистолетом внутри.
— Ты поговорил с ним?
— Да... То есть... После объясню... Пока. Экзамен завтра.
Антон растворился во мгле, оставив ничего не по.-нимающую девушку у подъезда.
«Спокойно,— сказала она себе.— Эмоции потом. Надо еще вернуть пистолет на место».
За Луниным поехали с утра не с пустыми руками, а захватив четверку омоновцев — Кедров вполне мог прятаться у подельника дома и открыть огонь.
— Хорошо бы так... — размечтался Жора.— Сегодня бы со всем и покончить... Макс на работу придет, а у нас раз — детки в клетке! Как говорится, одним махом семерых побивахом,— и добавил, обращаясь к омоновцам.— Как, мужики, справитесь?
— Семерых? Говно вопрос,— лениво откликнулся старший омоновец.
— Ну, там максимум двое...
