Ратников Петр Сергеевич, пятьдесят четвертого года рождения, находившийся в бессознательном состоянии. Доставлен в больницу, через несколько часов скончался, опросить его не успели. Опять — ОЧМТ и обширные повреждения внутренних органов. Потерпевший ранее четырежды судим, за кражи, последний раз освободился полтора года назад, болел туберкулезом, проживал у сестры в доме 19 по Горьковской, нигде, естественно, не работал. Хорошо известен среди алкашей, собирающихся возле ларьков на Чкаловской. Последний раз его там видели где-то за час до обнаружения тела, он собирался идти домой. В среду, 2 августа, в том же практически месте милицейским патрулем был обнаружен труп Городецкого Евгения Михайловича, семьдесят второго года рождения. Приехал в наш город из Ташкента в 94-м году, был осужден за разбой, освободился этой весной. Где проживал и чем занимался после освобождения — неизвестно. Вероятно, оказал преступникам активное сопротивление: левый кулак основательно разбит, в правом осталась зажатой рукоятка сломанного ножа. Нож — «выкидуха» зоновской работы. Недалеко от трупа нашли лезвие, на нем — кровь второй группы и частицы эпителия.
— Какая группа крови у потерпевшего? — спросил прокурор.
— Четвертая положительная. Смертельный удар был нанесен кирпичом, уже после того, как Городецкого сбили с ног. В кармане его куртки обнаружили более шести тысяч рублей и ключи от квартиры. Была поначалу версия, что он «засветил» деньги у ларьков и местные пропойцы решили его «опустить», но не подтвердилась.
— Думаете, они вам так бы сразу и признались? — хмыкнул Воробьев.
— У ребят из 13-го отделения есть хорошие подходы к тому контингенту. Городецкий им неизвестен, в день смерти его там никто не видел. Есть предположение, что он снимал квартиру где-то неподалеку. Участковым поставлена задача, обходят жилмассив, пока — безрезультатно. Вчера вечером, примерно в том же месте, был обнаружен еще один гражданин. Находится в третьей горбольнице, я к нему ездил, пытался поговорить, но он в таком состоянии, что… У Кузенкова из 13-го есть информация, что это — некий Бондарев, проживающий в том же доме, что и Ратников. Звонила его жена, заявила, что он пропал, но до отделения пока не доехала. Повреждения Бондареву — если это, конечно, он, были нанесены каким-то твердым предметом наподобие дубинки или металлической трубы. Место происшествия осмотрели тщательно, но ничего не нашли. Незадолго до того, как его обнаружили, в ларьках на Чкаловской он приобрел две бутылки пива. Продавщица помнит его как постоянного покупателя, но ни имени, ни адреса сказать не может. Каких-либо конфликтов она не видела, говорит, купил пиво и сразу ушел, по ее мнению, очень торопился. Был один. Свидетелей ни по одному из преступлений обнаружить не удалось. Кроме ножа Городецкого, с мест происшествий изъяты отпечатки обуви, но на них надежды мало…
— М-да. — Прокурор постучал линейкой по столешнице. — Какие выдвинуты версии?
— Версии, к сожалению, самые стандартные. Кто-то из местных… пошаливает. Судимые, малолетки… Проверяем всех. Если в нападении на Городецкого еще можно предположить мотив ограбления — хотя он парень был не самый дохлый, с одного взгляда понятно, что мог постоять за себя,-то с остальными…
— Я вижу, у вас вопросов больше, чем ответов. — Воробьев посмотрел на опера строго. — Хорошо, зайдем с другой стороны. Что позволяет нам объединить все эти преступления в одну серию?
— Собственно, я не склонен так уж безоговорочно считать, что мы имеем дело с серийным преступником… или преступниками. Одно и то же место происшествия, схожий способ насильственных действий — вот, пожалуй, и все. Может быть, рано или поздно эксперты по отпечаткам обуви дадут заключение и появится какая-то ясность. В то же время невозможно предположить, что в течение двух недель четверо человек, не сговариваясь, на одном «пятачке» замолотили четыре аналогичных преступления.
— А вы не думали, что убить собирались кого-то одного, а остальных «положили» лишь для того, чтобы сбить нас со следа?
На несколько мгновений в кабинете стало тихо. Прокурор, требовательно глядя на Волгина, ждал ответа.
«Он это серьезно? — подумал Сергей, пытаясь не выдать эмоций. — Господи, каких он книжек начитался?»
— Мы рассматривали такую версию, но она представляется нам слишком сложной. На мой взгляд, такого рода маскировка себя не оправдывает: при каждом новом эпизоде риск только возрастает. Да и кого хотели убрать? Городецкого? Мы, конечно, будем проверять его прошлое, но я сильно сомневаюсь, что за ним может тянуться какой-то… таинственный след.
— А неизвестный мужчина? — Воробьев улыбнулся, как обычно — одной половиной лица, продолжая буравить опера неподвижным жестким взглядом. — Тот, который был первым и личность которого вы до сих пор не установили? Где гарантия, что у него, что в его прошлом нет, как вы выражаетесь, таинственного следа?
«Здравый смысл — лучшая гарантия», — подумал Сергей, но вслух этого говорить, конечно, не стал, кивнул с серьезным видом:
— Да, конечно, мы уделим больше внимания этой возможности.
— Насколько мне известно, бомжи всегда охотно идут на контакт, — продолжил Воробьев. — Конечно, когда с ними говорят по-человечески. Если убили кого-то из них, они молчать не станут.
— Пока что молчат…
Прокурор осмотрел Сергея критически, словно хотел сказать: «Если бы спрашивал я — они бы сказали все». Волгин в этом сомневался: следователем Воробьев проработал недолго, зато года с девяностого кочевал в городской прокуратуре из одного отдела по надзору в другой, пока, благодаря близости к кому-то из руководящих чиновников, не получил «под себя» район.
— Совместного плана работы нет… Мероприятия намечены формальные, да и те не выполняются… — Воробьев быстро пролистал коричневые ОПД. .я
За подчиненного вступился Катышев. Может' действительно хотел защитить, а может, просто надоело молчать:
— Фактически, Волгин работает один. Как вы знаете, наша группа по раскрытию убийств до сих пор неукомплектована. Конечно, опера из отделения помогают, как могут но…
— Ваши кадровые проблемы меня не касаются, — отгородился прокурор, разглядывая фотоснимки в ОПД голубого цвета. — Сколько себя помню — все время слышу про ваш некомплект. За это время уже можно было бы что-то придумать! Каждый год академия выпускает несколько сотен подготовленных специалистов…
— Человека без практики на эту линию не поставишь, — вздохнул Катышев. — Но мы пытаемся найти решение…
— Вот здесь, в плане, написано: «Силами оперсостава периодически проводить патрулирование в районе места происшествия…» Проводилось хоть раз?
— Неоднократно. Выделить милицейский пост на эту территорию мы не можем, в батальоне людей не хватает, но когда есть возможность, постоянно инструктируем личный состав… Мои оперативники ходили, по несколько часов отдежурили — но ведь постоянно там стоять не будешь, да и место больно неудобное, с нескольких точек просматривается как на ладони. Такие засады хороши, когда есть информация, у нас же — ничего, кроме догадок…
— Да, с конструктивными предложениями, я чувствую, беда. — На внутренних сторонах обложек ОПД Воробьев написал: «т. Волгин, прошу немедленно активизировать работу…», закрыл их и похлопал линейкой по голубым корочкам: — Единственное толковое дело! А в этих двух, вы уж меня, Сергей Сергеич, извините, просто конь не валялся! Не ОПД, а ксерокопии уголовного дела. Что запишем в протокол совещания? Тщательно изучить личности всех потерпевших, запросить другие районы об аналогичных преступлениях… Тотальный опрос всех бомжей. Поторопить экспертов с трассологической экспертизой по следам — если их заключение будет положительным, станем решать вопрос об объединении дел в одно производство, а пока таких оснований у нас нет… Что еще?
— Спортсмены…— задумчиво сказал Катышев и замолчал, глядя на присутствующих так, словно они должны были догадаться, кого он имеет в виду.
Волгин, впрочем, догадался, но раскрывать карты начальника не стал.
— Что — «спортсмены»? — спросил Воробьев, металлической линейкой измеряя поля на документах в уголовном деле.
