— В девяносто восьмом году объявилась у нас шайка уродов. Каратисты из какой-то полуподпольной секции, я запамятовал название, лет по шестнадцать-семнадцать, на прохожих взялись приемы отрабатывать. До мокрух тогда, правда, дело не дошло, но покуролесили они крепко!
— Их задержали?
— Да, — Катышев ухмыльнулся и посмотрел на свой кулак. — Решили они как-то раз мента обидеть и со всего района выбрали самого беззащитного. Я тогда после суточного дежурства шел, уставший как собака! Но ничего, отбился, даже пистолет доставать не пришлось. Ваш предшественник, Василий Данилыч, на меня тогда чуть дело не возбудил — у одного из недоносков папаша важной шишкой оказался…
— Они уже освободились?
— Да их никто и не сажал, отделались условными сроками. Нет, в том, что это они снова нарисовались, я сомневаюсь. Думаю, проучил я их тогда основательно, да и времени сколько прошло… Но другие вполне могли в такую тему вписаться. Шарашкиных контор, в которых учат кулаками махать, в нашем районе — как грязи. Даже странно, если никто из них не догадался таким образом свои навыки проверять.
— Что ж, идея хорошая. Запишем это в протокол, как отдельную версию. Ты, Константин-прокурор взглянул на Поперечного, — направь необходимые запросы. В РОНО, в спорткомитет… Как он там правильно называется? Короче, разберешься. И еще, Константин: почему у тебя в деле на документах поля разного размера? Ты разве не знаешь, что они должны быть ровно три сантиметра, а не три с половиной или два и восемь, как у тебя?
Слегка удивленный Поперечный хотел защититься:
— Так ведь, Владимир Дмитриевич, когда бумагу в принтер закладываешь — всегда неровно выходит. Как там угадать? — но прокурор его возражений не принял:.
— Не можешь пользоваться компьютером — печатай на машинке! Я пятнадцать лет на ней печатал…
Воробьев помолчал, припоминая что-то не менее важное, чем требования по оформлению деловых бумаг, и, вспомнив, закрыл совещание:
— Волгину нужно обязательно подобрать напарника. Хотя бы на время. Вы что, Анатолий Васильевич, не можете найти одного, пусть самого завалящего, оперативника?
— Найдем, — ответил Катышев, — одного — найдем.
«Да что они все, с ума посходили?» — думал Волгин, глядя мимо собеседницы в окно.
Женщина, которая звонила в 13-е отделение с сообщением об исчезновении мужа, наконец-то добралась до милиции. Сомнения исчезли после пяти минут разговора: вчерашний пострадавший деиствительно ее супруг.
— Вы меня не слушаете? — насторожилась она.
— Слушаю очень внимательно. Вы только что сказали, что на контрольный пакет акций вашей фирмы претендует некая криминальная структура, что борьба за передел собственности в самом разгаре и что убийство вашего мужа — это своего рода предупреждение со стороны бандитов. Я вас правильно понял?
— Да, — веско сказала госпожа Бондарева.
— Извините, — в разговор вклинился Дима Кузенков, вернувшийся в кабинет из дежурной части. — Серега, можно тебя на минуту?
Они вышли в коридор.
— Пришла телефонограмма из «трешки». Бондарев умер…
4. Поездка за город
До колхоза «Советский» добрались достаточно быстро — сперва по шоссе, потом несколько километров по укатанной грунтовке, на которой машину трясло куда меньше, чем на асфальте федеральной трассы. Дома центральной усадьбы появились как-то неожиданно. Только что по обе стороны дороги тянулся скучный, однообразный лес, мелькнуло озеро, на которое Акулов засмотрелся, разграбленные корпуса молочной фермы, испохабленная надписями автобусная остановка — и вдруг машина оказалась на улице поселка, где под слоем песка угадывались остатки гудрона.
Некогда колхоз считался богатым, но в последние годы, как водится, захирел. Дома стояли заколоченными, на огородах — ни души, молчали собаки, и только вдалеке, на уходящем за горизонт поле, тарахтел одинокий трактор да кружилась над перелеском стая ворон.
— Печальное зрелище, — вздохнул Акулов. — А ведь когда-то, в школе, нас сюда гоняли морковь убирать.
Дом Кости Сидорова Андрей узнал сразу, по описанию. Смотрелся он не более презентабельно, чем соседние строения, но был, по крайней мере,обжитым.
— Тормози. И подожди меня, пожалуйста, в машине. Может, нам тут совсем и не рады.
— Ты что, Андрей? Какая мать прогонит человека, который пришел от ее сына, из тюрьмы?
Акулов промолчал.
Дом был открыт, и Андрей пошел по дорожке от калитки к крыльцу, опасливо поглядывая на собачью будку, но обошлось, никто его не облаял и не покусал.
— Можно? — Акулов прошел через сени и постучал по двери, которая вела в жилые помещения.
— Входите.
Валентина Ивановна сидела за столом. Видимо, в окно заметила машину и теперь ожидала гостей, догадавшись, с чем они пожаловали:
— Вы от Кости?
— Да…
— Он меня предупреждал, я была вчера на свидании.
Акулову стало неловко: его освободили три дня назад, но только сейчас он выбрал время приехать к матери сокамерника.
— У меня нет никакого письма… ничего. Видите ли, мы не ожидали, что меня отпустят. — Акулов не стал говорить, что вынести послание из тюрьмы он вряд ли бы смог, слишком придирчиво обыскивали конвоиры при перевозке в райсуд.
— Костя предупреждал. Вас оправдали?
— Не совсем. Не пришли свидетели и потерпевшие, дело отправили на доследование. Меня отпустили, но оставили под подпиской о невыезде.
Внезапно Андрей осознал, что совершенно не знает, что и как говорить этой усталой, измотанной жизнью женщине. Пока ехал — готовился, но теперь все вылетело из головы или показалось ненужным, пустым, каким-то даже жалким. Ей нужны не слова утешения — утешить и соседки могут, а реальная помощь, которую Акулов пока что оказать был не в состоянии. Начать самостоятельное расследование, найти настоящих убийц? Хороший сюжет для кино, но не для жизни. А даже если и заняться поисками, то многое ли сможет вчерашний зек, за время отсидки подрастерявший оперские навыки и связи?
— Да вы садитесь, что же стоите? — Валентина Ивановна выдвинула из-под стола табуретку, и Акулов присел. — Знаете, вы чем-то похожи на Костю.
«А вы — на мою маму», — подумал Акулов и сказал:
— Тюрьма накладывает свой отпечаток.
— Как он там?
— Нормально, насколько это может быть.
— Он тоже так говорит, но я почему-то не верю.
— Напрасно, сейчас у него все нормально.
— Вот именно, что сейчас…
Фраза повисла в воздухе. Валентина Ивановна пытливо смотрела на Андрея, а он старался сохранить лицо, прикидывая: «Не мог же он ей о „прессе“ писать, не стал бы этого делать. Да и цензура бы не пропустила…»
— Давайте чая попьем. Или вы сильно спешите?
— Нет, конечно… У меня есть время. Все, необходимое к чаю, уже было на столе, стояло на немудреном подносе, прикрытое стареньким полотенцем, и Андрей понял, что женщина готовилась к его визиту.
Кипяток Валентина Ивановна налила из термоса с восточными картинками на мятых боках.
— Вам нужна холодная вода, чтобы разбавить? Костя всегда так делает.
