дверь.
— Нам тут позвонили по причине бытового насилия, — объяснил один из них.
— О чём вы говорите? Какое бытовое насилие? Я здесь со своей девушкой, вот и всё, — ответил я.
— Можем мы войти и взглянуть, — спросил коп.
Я как раз хотел сказать нет, когда Дженнифер подошла к двери. Очевидно, она уже не злилась на меня, но в силу своей импульсивности продолжала кричать. Один коп пытался просунуть свою голову в дверь и посветить своим фонарём на Дженнифер. В то время, как другой сделал запрос обо мне и обнаружил достаточные для моего ареста обстоятельства. Они схватили меня прямо там и вывели меня полуголого в наручниках. Все соседи смотрели и думали, что меня арестовали за то, что я побил девушку. Мы с Дженнифер не переставали кричать друг на друга, когда меня забирали. Это просто очень неприятная ситуация. К счастью Линди вытащил меня, и на следующий день мы отправились в тур. В тот период моей жизни нужно было ожидать подобного рода событий даже перед самым началом тура.
Или по возвращению из тура. По возвращению из выезда в поддержку Freaky Styley я встретился с Бобом Форестом, который ждал нас на парковке EMI. Боб был просто классиком в организации всяких заварушек во всём городе. Если он мог достать где-нибудь траву, тонко на что-то намекнуть, развести какую-нибудь драматическую ситуацию или конфликт, он обязательно это делал. Одному Богу известно, почему он так это любил. Возможно из-за того, что было видно, как он разваливается на части и поэтому теряет часть внимания к себе.
Боб знал обо всех моих безрассудствах в туре, но я был удивлён, когда он подошёл ко мне и сказал:
— О’кей, ты где-то далеко, вытворяешь всякие безумства. Ты хоть иногда думал, как там Дженнифер?
Это было последнее, о чём я беспокоился. Я был уверен в том, что она никогда не предаст меня, несмотря на то, что я изменял ей направо, налево и по центру.
Он ухмыльнулся:
— У меня плохие новости для тебя, приятель.
Моё сердце дико забилось в груди.
— Друг мой, может не вовремя, но я поделюсь с тобой информацией, которая тебя, скорее всего не особо обрадует, — продолжил он, — возможно, кое-кто также был не совсем честен с тобой, пока тебя не было.
— Ты с ума сошёл, — выпалил я, — Дженнифер скорее порежет себе вены, чем заинтересуется другим мужчиной. Она любит меня каждой клеткой своего тела. Она ни физиологически, ни эмоционально не способна отдаться другому мужчине.
— Нет, способна, потому что у меня есть доказательства.
Я пригрозил, что размозжу его череп о тротуар, если он тут же не расскажет мне обо всём, что знает. Наконец, он раскрыл все карты. Пока я был в туре, Дженнифер переспала с Крисом Фишем, клавишником группы Fishbone, одной из групп в Лос-Анджелес, с которой у нас были братские отношения. Я никак не мог осознать этого. Я понял бы, если бы она переспала с Анджело Муром, симпатичных вокалистом. Какая девушка не хотела трахнуться с Анджело? Но Крис Фиш? Он был парнем с отвратительными дредами и наихудшим чувством стиля.
Я был в шоке. Не имело значения то, что за прошлый год в туре я переспал с сотней девушек. Это убивало меня. Осознание того, мой друг и моя девушка занимались этим, пока меня не было, непостижимо сильно деморализовало меня. Я чувствовал себя парализованным и, вероятно, мог довести себя до ракового заболевания. Но что я мог поделать?
Зачем-то я пошёл к отцу и построил в голове план. Сначала я взял телефон и позвонил Крису:
— Крис, ты трахал мою девушку?
Последовала гигантская пауза, а затем медленный и ошеломлённый голос произнёс:
— О чёрт, Боб всё растрепал.
Я глубоко вздохнул.
— Ты же не придёшь по мою душу, или как?
— Я не собираюсь тебе ничего делать, но больше ты мне не друг, и, мать твою, держись от меня подальше, — предупредил я. На этом разговор был окончен. Не он был моей проблемой, а Дженнифер.
Я позвонил ей:
— Дженнифер, я знаю, что произошло.
— Ничего не было! — возразила она.
— Нет, я точно знаю, что случилось. Я говорил с Крисом, между нами всё кончено.
Она начала оправдываться, обвиняя Криса во лжи, но я был непреклонен:
— Между нами всё кончено. Даже не появляйся рядом со мной, я ненавижу тебя. Прощай навсегда.
Я повесил трубку, абсолютно осознавая, что делаю. Пришло время двигаться дальше. Меня охватило волнение, и я позвонил Фли. Мы с ним и Пит Уайс отправились куда-нибудь прокатиться. Я стоял на крыше машины, пока она ехала по улицам Голливуда, и кричал: «Я свободный человек! Я свободный человек!».
Мы ездили в разные туры вплоть до весны 1986, когда настало время думать о следующем альбоме. Одним из продюсеров, которых мы хотели пригласить, был Кейт Левин, он работал с Public Enemy. Я знал Кейта, и считал его отличным парнем, но мне также было известно о его героиновой зависимости, поэтому нас ожидал небезынтересный и сложный опыт. Хотя меня обрадовала такая перспектива, потому что я сам плотно сидел на игле. Чем запутаннее становилась любая ситуация с Кейтом, тем меньшим дерьмом по сравнению с ним выглядел я.
EMI выделила нам пять тысяч долларов на запись демо. Это казалось мне довольно большой суммой. Демозапись просто не могла стоить так дорого. Когда я встретился с Хиллелом и Китом, то выяснилось, что они собирались потратить две тысячи на наркотики якобы для улучшения процесса записи. Не думаю, что Фли был за, а Клиффу было всё равно; его просто охватил водоворот происходящего с нами безумия.
Я опоздал на запись, а когда пришёл в студию, то в первую очередь поинтересовался, на самом ли деле они потратили часть бюджета на наркотики. Но, переступив порог студии, я увидел в комнате гору кокаина и маленький пригорок героина рядом. Хиллел был под сильнейшим кайфом. Они сказали мне, что купили наркотиков на первые полторы тысячи долларов, и я начал копаться в них, хватать, высыпать и принимать. В итоге, я был под таким кайфом, что был абсолютно не форме для того, чтобы стать частью творческого процесса.
Бедный Клифф сидел в углу и разбирался с новым на тот момент устройством, драм машиной. Он бил по пэдам и вызывал запрограммированные барабанные звуки. Можно было записать свои звуки и играть с абсолютно любым, каким захочешь. Любимым звуком Клиффа был крик ребёнка. Несмотря на то, что это было низкотехнологичное устройство, Клифф играл с ним так же одержимо, как мы увлекались наркотиками. При этом он как странно и нервно смеялся. Он посмотрел на меня и сказал:
— Я мог бы десять лет без перерыва играть с этой штукой. В ней будто целая группа.
Я помню, что подумал: «Вот что он хочет делать. Его достал весь этот цирк вокруг, он смотрел на эту машину и видел в ней своё будущее».
Было очевидно, что сердце Клиффа уже не принадлежало группе. Он не уходил, но мы чувствовали, что он не хотел продолжать, поэтому Фли пришёл к нему домой и сообщил неприятные новости. Клифф воспринял это достаточно тяжело и переживал ещё пару лет. Но затем Джек Айронс, наш первый барабанщик, решил вернуться в группу. Это шокировало меня не меньше, чем в своё время возвращение Хиллела. По-видимому, что-то произошло с What Is This, и это пошатнуло уверенность Джека. Он не был человеком, который бросал что-либо ради карьерного роста. Как бы то ни было, он скучал по нам, любил нас и хотел играть с нами музыку. Итак, он вернулся, и мы снова начали писать музыку оригинальной четвёркой.
Вскоре кое-кто ещё вернулся в мою жизнь. Прошло около месяца с того момента, как мы с Дженнифер расстались. Я всё ещё употреблял много героина и кокаина, и ничему не учился. Я не ставил никаких целей в жизни, не боролся с недостатками своего характера. Я был просто долбаным наркоманом.
