Мо Остин и его помощники Ленни Варнокер и Стив Бекер были очень душевными и музыкальными людьми. Несмотря на то, что Мо является исполнительным директором Warner Bros., он приходил и тусовался с нами практически каждый день в нашей студии на протяжении всего времени создания нашего первого с ним альбома. Никогда раньше у нас не было таких отношений со звукозаписывающими компаниями.
Несмотря на то, что Джон и я стали меньше общаться, группа пребывала в наилучшем настроении. Чед и Джон больше не чувствовали себя новенькими, теперь они были знающими людьми. Фли и Джон совсем подружились и Чед играл отлично. Мы бесконечно доверяли друг другу, особенно, когда собирались вместе и часами джемовали. Мы вошли в поток. Когда мы работали над «Mother’s Milk» нам нужно было несколько дней на одну песню, теперь же у меня были готовы новые стихи, у парней много новой музыки и все шло гораздо быстрее.
Тем временем, я подружился с Риком Рубином. Он был очень веселым парнем, ни на кого не похожим. Он обожал разговаривать про девочек и про машины. Рик приходил ко мне домой. Мы просматривали мои стихи. У меня на уме уже было несколько песен, которые я хотел бы вставить в альбом, такие как Mellowship Slinky, Apache Rose Peacock, или Funky Monks. Я показал ему слова песни «Power of Equality» и хотя мелодия ему очень понравилась, он дал мне понять, что не любит песни с социально-политическим намеком.
— Я люблю песни про машины и про девочек, ну про все такое, — сказал мне Рик.
— Девочки и машины? Я не могу писать про это. Это уже давно сделано. Я хочу писать про странное дерьмо, про которое еще никто не писал, — протестовал я.
— Я понимаю, — сказал Рик. — Но если ты захочешь написать песню про машины и девочек, я буду очень рад.
Так я написал The Greeting Song. До сих пор я ненавижу эту песню. Я ненавижу лирику, я ненавижу вокал. Эта песня была в стиле Led Zeppelin, но я так и не смог ее полюбить. Годы спустя нам позвонили из «Дженерал Моторз». Они хотели сделать рекламу очередного шевроле, где на белом экране напишут слова этой песни. Я не смог разрешить им это сделать; я просто не верил в эту песню.
Несмотря на то, что дела шли хорошо в креативном плане, я стал чувствовать себя аутсайдером в группе, потому что часть великой дружбы Джона и Фли составляла их любовь к травке. Может быть, теперь был черед Фли показать как это, не входить в треугольник дружбы с Джоном. Джон всегда говорил, что в то время я слишком любил, чтобы вокруг все было чисто, поэтому ему не досталось хорошенько повеселиться и экспериментировать с наркотиками. К тому же он чувствовал, что его возможность писать музыку и слова возрастала с употреблением травки.
Однажды я пришел на репетицию, Фли и Джон уже покуривали травку и находились в настроении «давай игнорировать Энтони» и тогда я испытал такое меланхоличное чувство пустоты оттого, что потерял дружбу Джона. Я мог понять по его взгляду, что мы больше не были друзьями, мы просто были в одной группе и уважали друг друга на этом уровне. В тот день, закончив репетировать, я ехал по шоссе 101 и то ощущение потери Джона и то одиночество, которое я испытывал, напомнило мне о моих отношениях с Айон. Когда у меня была такая ангельская девушка, которая отдавала мне все, что у нее есть, а я вместо того, чтобы делать то же самое, был в центре города с гребаными гангстерами, вкалывал героин под мостом. Я чувствовал, что выкинул на ветер столько времени, но я также чувствовал удивительную связь со своим городом. Я провел столько времени, гуляя по улицам Лос-Анджелеса и Голливудским Холмам, что начал чувствовать, как сам дух города зовет меня и присматривает за мной. И несмотря на то, что я был одинок в собственной группе, у меня все еще был город, в котором я живу до сих пор.
Я начал складывать свои мысли в машине и напевать мелодию, которую пел на протяжении всего шоссе. Когда я пришел домой, достал блокнот и записал все в структуре песни, хотя это была поэма.
Из Under The Bridge:
Месяц спустя Рик был у меня дома, просматривая мой блокнот, что демонстрировало, как сильно я ему доверял.
— Это что? — спросил он и передал мне блокнот с записями Under The Bridge.
— О, это всего лишь поэма, — сказал я.
— Это фишка. Ты должен с этим что то сделать, — сказал он.
— Это не наш стиль, — объяснил я. — Она медленная и мелодичная.
— Но это хорошо! Ты должен показать это парням, и посмотрим, если они захотят что-то с этим сделать.
Это было очень трогательно, но я все еще не был уверен насчет этой песни. Пару дней спустя я был на репетиции, и у нас оказалось немного свободного времени, так как Фли еще не приехал.
— Почему бы тебе не показать Джону и Чеду ту вещь, которую я прочитал у тебя дома пару дней назад? — предложил Рик.
— Нет, нет, Фли еще даже еще не пришел, — ответил я. Но Джон и Чед уже были слишком заинтересованы. Они оба сели и сказали: «Эй, давай-ка посмотрим, что у тебя там такое грустное». Я спел им эту песню, наверное, в трех разных мотивах от начала до конца, не зная как лучше ее спеть, но как только я закончил, они встали, подошли к инструментам и начали подбирать мелодию.
На следующий день ко мне домой пришел Джон. Он принес с собой маленький фендер и подключил его.
— Окей, спой еще раз. Как ты хочешь чтобы она звучала? Как ты хочешь чувствовать ее? Что она тебе напоминает?
Я спел ему песню, и он сразу же придумал три или четыре версии аккордов. Мы выбирали до тех пор, пока не пришли к самой аккуратной и интенсивной мелодии. И это было рождение новой песни с