наркотиками, имевшими ценность на улице.
– Вот они, – сказал Бестер. Его пальцы дрожали. Тут было четыре ампулы. Он взял их и сунул четыре похожих ампулы, наполненных водой, на их место. – Я пошел, Джем, – сказал он. – Будь осторожен.
– Лады, – сказал Джем. Он говорил неуверенно, его голос дрожал. – Что происходит? Что мне делать?
– Все хорошо, Джем. С тобой все будет хорошо. И у тебя больше не будет ночных кошмаров, как ты и просил. Идет?
– Идет.
Тут Бестер оставил его, уйдя через дверь, в которую они вошли. Кругом были машины. Большая часть – перед фасадом – он видел их огни через окно. Но тут была одна, со стороны переулка. Двое в униформе подняли оружие, направляя на него, защищенные их машиной.
– Не двигаться, – сказал один из них.
– Я не вооружен, – отозвался Бестер.
– Держи руки так, чтобы я мог их видеть.
– Ладно, ладно – только не стреляйте, – он медленно подходил к машине.
– Я сказал, стой там! – скомандовал коп.
Бестер продолжал бочком отодвигаться от двери.
Один из копов вышел вперед, его пистолет не дрогнул.
– На землю. Руки за голову.
– Как скажете, офицер.
Это не был громкий взрыв – но он был яркий и очень палящий. Шесть граммов керикана-икс в сумке Джема. Дверной проем в здание, должно быть, выглядел похожим на туннель к Солнцу. Бестер лежал с закрытыми глазами, лицом в землю, и все же он увидел свет и почувствовал, как жар ударил в спину.
Копам повезло меньше. Вообще-то, они имели бы чуть лучшие шансы, чем даже восстановление зрения – если бы он не всадил каждому пулю в мозг, прежде чем скрыться в ночи.
Его не преследовали – на этой стороне здания других копов не было, а тем, кто перед фасадом, было о чем побеспокоиться самим вместо того, чтобы заниматься им.
– Больше никаких кошмаров, Джем, – пробормотал он, чувствуя ампулы в кармане. – Больше никаких.
Глава 11
– Вы нынче примерно сидите, мистер Кауфман, – сказала Луиза.
– Благодарю вас, – отозвался Бестер. – Я сегодня чувствую себя лучше, чем в последнее время. Думаю, я что-то подхватил.
– Я тоже так думала. Начала о вас беспокоиться, – она мазнула по палитре, морща лицо и поводя носом. Бестер заметил, и не в первый раз, что засматривается на нее.
Да, он чувствовал себя чертовски лучше, в самом деле. Симптомы совершенно исчезли, оставив ему лишь немного путаные воспоминания о том, что проделали он и Джем позавчера ночью.
Оглядываясь назад, он дивился, как его не поймали, до того близко он был к краю реальности. Что ж, его выручили инстинкты, если не рассудок. Он знал о преследовании, занимался им всю свою жизнь, и, таким образом, знал, как не попадаться.
Тут были, конечно, три возможных осложнения. Кто-то, возможно, заметил его и мог дать его описание. Однако об этом он беспокоился меньше всего, учитывая сильный дождь и нанесенный ущерб. Второе – когда начнут проверять Джема – если они когда-нибудь попытаются выяснить, кем он был, – это может привести следователей в круг тех, кто мог его опознать.
Третье – и сильнее прочего беспокоившее его было то, что Гарибальди как-то мог обратить внимание на ограбление. Правда, когда они найдут остатки ампул там, где они должны быть, и тело продавца наркотиков в подвале, у них не будет причин проверять следы сыворотки среди расплавленного стекла.
Но они могут.
Ему действительно необходимо бежать. Покинуть Париж, покинуть Землю. Каникулы оказались веселыми, но не было причины испытывать судьбу.
– Вы необычайно долго отсутствовали недавно ночью, – сказала Луиза. – Теплая встреча?
– Можно и так сказать, – отозвался Бестер.
– Правда? Я знаю, с кем?
– Нет, я пошутил. Я просто гулял и думал. О том, что вы говорили – написать своего рода книгу.
– Мемуары?
– Нет, это было бы слишком личное. Роман, вероятно. Что-то, что позволило бы мне подойти к вещам более отстраненно.
– Я думаю, романисты иногда – трусы.
– Я полагал, что литературный критик тут я.
– Да, вы. Я предполагала, что вы того же мнения. Романисты вкладывают вещи, которые хотели бы сказать сами, в уста вымышленных героев. Это отделяет их от персонажей. Они всегда могут заявить, что просто герои говорят те вещи и что они просто изобразили мнение, нежели выразили его.
– Иногда так и делают.
– Да. Эффективная дымовая завеса, я полагаю, для их реальных мыслей.
– Так что, думаете вы, я должен написать мемуары.
– Этого я не говорила. Я недостаточно знаю о вашей жизни, чтобы судить, будет ли это интересно без прикрас. Но спорю, что так и есть, – она положила кисть и прямо посмотрела на него. – Кто вы такой, мистер Кауфман? Что вы такое?
Холодок пробежал у него по спине. Это звучало почти… гневно. Откуда это? Он что-то упустил, пока был болен? Он хотел бы четче вспомнить те дни.
– Не понимаю.
– В тот день. После оперы, когда вы интересовались, где я была. Вы думали, что я была с кем-то, не так ли? С мужчиной?
– И в мыслях не держал. Кроме того, вы же спросили меня о чем-то подобном?
– Отлично, – сказала Луиза. – Одним махом вы говорите 'нет, я не…, но если я и…' и так далее. Будьте честны. Вы думали, что я была с кем-то, и вам это не понравилось.
Он не ответил на это, просто пытаясь глядеть на нее так, будто она спятила.
Она покачала головой и подошла к нему.
– Нет. Знаете, где я была в ту ночь? Гуляла. Думала. Пыталась понять, какого рода чувства руководят человеком, который подарил мне наряд императрицы, а затем увиливает от того, чтобы повести меня в нем куда-нибудь. Незнакомец, появившийся в худший час моей жизни и ставший здесь для меня тем, кем не был никто другой. Без всякой на то причины. Или по причине, которую он не допускает.
– О чем вы?
– Вы знаете, о чем я. Вы либо знаете это, либо вы глупы. Я об этом поразмыслила. И эти последние несколько дней… вся последняя неделя… вы выглядели – каким-то беззащитным. Я читала на вашем лице ясно. Но теперь это ушло. Почему?
– Я ни в малейшей степени не понимаю, о чем вы толкуете, – сказал Бестер, пытаясь говорить с досадой, тогда как чувствовал он растерянность, почти панику.
– Я должна говорить прямо? Я думаю, что вы в меня влюбились. Да?
На секунду у него в голове зазвенело, будто он только что отразил атаку двух П12. И как ни пытался, он не мог оторвать взгляд, прикованный к полу, не мог взглянуть ей в глаза.
– Да, – выдохнул он.
Она резко повернулась к нему спиной и отмерила несколько шагов. Затем подошла, ближе и ближе, пока уже не стояла над ним, прячась за скрещенными руками. Он чувствовал, что она пристально смотрит ему в темя, но не ощущал, что она думает, вовсе. Совсем. Это было, как если бы он получил средство,
