не рассматривается как преступное. Неправомерное, да. Наказуемое, да. Преступное – нет.
– Неужели? Очень хорошо, д-р Бей. Вы полагаете, он должен быть наказан – накажите его. Я отдаю его в ваше распоряжение и возлагаю на вас ответственность за любые будущие проступки м-ра Бестера.
– Отлично, директор.
– Я не нуждаюсь в вашем одобрении, – директор возвел уничтожающий взгляд на Эла. – В будущем, м-р Бестер, настоятельно рекомендую вам помнить ваше место. Вы студент, а не пси-коп. Корпус не может мириться даже с намеком на нелояльность. Я ясно выразился?
– Совершенно ясно, сэр.
– Заседание закрыто.
В холле Эл прикрыл глаза и почувствовал дрожь, хотя и слабую. Он не был уверен, что должен, но расхаживал некоторое время под дверью, пока Бей не вышел и не кивнул ему.
– Д-р Бей…
– Идемте со мной, м-р Бестер.
Они вышли под свет утра. Бей указал на лужайку, и они направились через нее.
– Я только хотел поблагодарить вас, сэр.
Голова Бея склонилась в кивке.
– Не благодарите меня пока, м-р Бестер. Вопреки сказанному мною директору, ваше поведение было непростительным. Ваши необдуманные действия повлекли смерть пси-копа и другого телепата. Мне следовало позволить директору разобраться с вами.
– Почему вы не сделали этого, сэр?
– Потому что, м-р Бестер, директор – простец. Потому что у него нет чувства справедливости. Будьте уверены – у меня оно есть.
Глава 7
Почти с ненавистью Эл наблюдал за подходящими через парадную площадку детьми. Их вел учитель Хьюа, но Бестер знал, что это не даст ему права ни на какое милосердие. Нет, он хорошо помнил эти экскурсии, когда сам был в классе Хьюа.
'Если я проживу достаточно долго', вдруг пришло ему на ум, 'увижу ли я каждую ситуацию с каждой точки зрения? Я был ребенком, теперь я истукан. Стану ли я однажды учителем?'
Мысли его раздражали. Но чем ему было еще заняться, кроме как думать и терпеть унижение?
Да, дети разглядывали его, но вели себя лишь озадаченно. Значит, это их первая экскурсия к 'дежурному истукану'.
– Это настоящий человек, – заметила одна из детей. – Он вовсе не истукан. – Это была веснушчатая девчонка с грязными светлыми волосами. Ее именной ярлычок представлял ее как 'Вики'.
– Э, ага, – согласился мальчик.
Вики уперла руки в бока.
– Чего это он не двигается? Чего это он тут стоит, будто Хватун? Чего это, учитель Хьюа?
– Спроси у него, – сказал учитель Хьюа.
Вики взглянула на Эла.
– Почему ты стоишь тут, м-р Истукан?
Эл облизал губы, желая, чтобы сейчас настал один из его пятиминутных перерывов, и он мог бы пойти попить воды.
– Меня зовут Альфред Бестер. Я стою здесь из-за гордыни. В своей гордыне я вообразил, что не нуждаюсь в опоре на мудрость старших. Я действовал, не считаясь с Корпусом. Я стою здесь как предупреждение против господства гордыни. Корпус – мать, Корпус – отец.
Он остановился. Это были единственные слова, которые ему было позволено говорить кому- либо.
– Ух ты, – сказала Вики. – Сколько ему тут еще стоять? Сколько вам тут еще стоять, м-р Альфред Бестер?
Ему не разрешалось отвечать на это, да он и не знал ответа. Начинался его третий день, и д-р Бей не проинформировал его, как долго это будет продолжаться.
– Эй! – сказала Вики. – Сколько вам тут еще вот так стоять?
Он остался бесстрастным. Так ему было лучше. Вики надула губы.
– Смотрите на него, и хорошенько затвердите этот урок, – посоветовал учитель Хьюа. – Теперь, если вам нечего больше сказать, идемте.
Они было тронулись. Эл только позволил себе глубоко вздохнуть и чуть-чуть расслабиться, как Вики обернулась с решительным видом.
– Почему ты должен стоять здесь как истукан? – спросила она.
Проклятье.
– Меня зовут Альфред Бестер. Я стою здесь из-за гордыни. В своей гордыне я вообразил, что не нуждаюсь в опоре на мудрость старших. Я действовал, не считаясь с Корпусом. Я стою здесь как предупреждение против господства гордыни. Корпус – мать, Корпус – отец.
Другие дети остановились, и некоторые выглядели растерянными. Но на лице Вики оставалось радостно-злорадное торжество.
– Дошло до вас? – сказала она. – Он должен отвечать на этот вопрос.
– Почему ты стоишь здесь? – спросил темноглазый мальчик, судя по ярлычку, Тали.
Эл повторил свою речь. Тут они все начали спрашивать его, один за другим, наперебой, так что ему пришлось частить. И они над ним смеялись, маленькие тупицы, и все спрашивали, и затевали дразнилки вокруг него.
У нормальных детей этого возраста краткое время внимания. Не тогда, однако, когда они получают шанс помучить – особенно старшего.
Но если это худшее, что он видел сегодня, то ему повезло.
В конце концов учитель Хьюа прервал веселье, хотя Эл подозревал, что тот не был обязан. Когда они исчезли из виду, он почувствовал легчайшее прикосновение старика. 'Держись, Альфред. Ты можешь пострадать за чрезмерную гордыню, но кое-кто из нас гордится тобой'.
Это дало ему ощущение собственной высоты.
Недолгое приятное ощущение исчезло в обеденное время, когда студенты академии изощрялись над ним. Он думал, что за три дня привык к их 'шпилькам'. Обряжать его во что-нибудь – их это, кажется, всякий раз забавляло. Сегодня это был костюм лепрекона – зеленая шапка, короткий керри-камзол, дудка, которую ему сунули в зубы. Они еще и ели прямо перед ним, сперва пронося еду под его носом, и затем передавая, какой у нее замечательный вкус. Он это не блокировал; он все время блокировал в первый день, и заплатил за это целой ночью и следующим днем бурной головной боли.
Они закончили свой обед, и одна из них – девушка лет примерно шестнадцати – встала и шагнула к нему.
– Взгляните, что мы имеем, друзья мои, – сказала она. Ее гласные были безупречно чисты, он не мог определить акцент. Она была красива, с волосами и кожей почти одинакового оттенка с коричными янтарными глазами. Он ее уже замечал. Она подошла ближе, разглядывая его.
– Прочти нам проповедь, м-р Первое Звено. Расскажи, какой ты великий, что ты сердце и душа Корпуса, и все, что мы, бедолаги поздние, делаем, – это просто догонялки.
Она подождала секунду-другую.
– Проповеди не будет, а? Но ты выглядишь, как живая проповедь: челюсть вперед, настоящий портрет проповедника. Корпус – мама, малыш, а ты разве не маменькин сынок? Беги к маме, малыш, и она расскажет тебе, как ты велик, силен и прекрасен, как она гордится тобой – после того как она поставит тебя здесь на несколько недель, – она внезапно вспрыгнула на постамент рядом с ним.
– Мое имя Альфред Бестер! – крикнула она. – Я здесь, наверху, потому что я такой мелкий, тощий,
