прикрытую мягким ковром, и, напрягая иссякшие силы, заговорил о компенсации.
Едва была названа сумма, все в ужасе разбежались. Все, кроме Без-енко, не понимавшего на местном языке ни словечка, и меня: я не мог бросить капитана на поле, когда по его бюджету собирались пробить пенал.
– Потолочная была речь у шефа! – улыбаясь, сказал Без-енко. – Хотя я не все усек, но чудак явно обезумел от счастья, что я выступил у него в гостинице. Ты уловил: он отвалит сумасшедшие деньги, чтоб только я не переехал отсюда. Для буржуя реклама – все!
Я тактично развеял Без-енковы заблуждения и оставил его наедине с двустволкой.
Утром мы постучались в директорский кабинет. После вчерашнего надгробного плача шеф напоминал проколотый мяч. Он взял у капитана деньги (за ночь сумма похудела на две баранки) и сунул их в карман.
Зная филологическую невинность Без-енко, я сказал ему в переводе с латинского:
– Так проходит мирская слава…
С того самого дня Без-енко ни о чем, кроме опасностей и риска охоты, говорить уже не мог. Крысы в его рассказах обретали черты кровожадных и мощных хищников, в единоборстве одолевающих человека.
– Чтобы вы могли себе вообразить, – начинал он обыкновенно, – какая сила у крысы, учтите: слоны боятся мышей. А кто, я вас спрашиваю, мышь против крысы?!
В присутствии дам он украшал свою речь блестками эрудиции:
– Интересно, что вы ответите, – говаривал он, – когда узнаете, что слово «крыса» пошло от древнеиндийского «крудхьяти»? И это значит ни больше ни меньше как «гневаться»! А веселенькие истории старого Брэма, от которых волосы встают дыбом?!
Он отсылал своих слушательниц к энциклопедиям – Детской, Большой и Малой; но прежде, чем приступить к чтению, рекомендовал им поставить по одну руку бром, по другую – валерьяновые капли и вызвать «скорую помощь».
Потом Без-енко стал держать курс на тигров. Он решил, что они тоже достаточно сильны и свирепы. Капитан изучил все их повадки и любил перечислять части тела и органы тигра, попав в которые, пуля приносит смерть – мучительную или мгновенную. Денно и нощно домогался он, чтобы я сопровождал его на предстоящей охоте. Я понял: смерти не миновать – от когтей ли зверя или от капитанского красноречия, – и дал свое согласие.
Тигров там было столько, что они иногда забегали в партер городской оперы. В парламенте поднимался даже вопрос о создании специальных ферм, где тигров откармливали бы на мясо, стригли с них шерсть, доили и приучали к упряжке. План этот увязывали с оздоровлением государственных финансов. Но едва Без-енко закончил свои приготовления, он узнал, что на отстрел каждого хищника (а капитан планировал истребить все поголовье) необходимо личное разрешение премьера. «Конечно же, – утешал он меня, – при моих заслугах разрешение будет получено»… Бог знает сколько раз на день бегал он к почтовому ящику, но, увы, бумага запаздывала.
И я уехал, так и не сходив с капитаном в кромешную тьму джунглей.
Следующим летом я проводил отпуск в Одессе. Однажды, отобедав у родственников, я шел, как положено, на ужин к другим родственникам, но вдруг на середине пути подумал: «А ведь у Приморского бульвара вроде снимают кино…» И решив, что для пищеварения совсем неплохо взглянуть на симпатичных артисток, освещенных современной аппаратурой, я прошел по Сабанееву мосту, пересек площадь и, обогнув морские кассы, застыл, пригвожденный к тротуару… Возле входа во Дворец моряков красным по белому было написано:
Предыстория вопроса!
Моральный и физический облик этих хищников
из семейства кошачьих!
Тигр как мишень! Личные воспоминания!
Лекция капитана дальнего плавания О. О. БЕЗ-ЕНКО
Вход и выход бесплатный
Начало в 18.30
«Без пяти семь!.. – пронеслось у меня в мозгу. – Уже пропустил «Моральный и физический облик»… Надо позвонить тетке, предупредить, что я задержусь».
У кого есть «свои» в Одессе, тот знает: к столу выходят минута в минуту, как судьи на поле… А в кармане ни одного медяка! Пока я ездил на такси выменивать двухкопеечные монеты и потом объяснялся из автомата с теткой – мне пришлось поклясться маминым здоровьем, что я не попал под машину и дома у нас все в порядке, что я не брезгую жареной камбалой, а, наоборот, люблю ее больше жизни, – лекция кончилась.
Публика повалила на бульвар. Я увидел в толпе жутко красивую девушку по имени Света, с которой только сегодня утром познакомился на пляже и готов был ради нее на все. Расталкивая взопревших поклонников тигриной охоты, я бросился к ней и услыхал, как она говорила подруге:
– Вот это – мужчина! Какая сила воли!.. Наши пижоны не годятся ему на подметки…
Я повернулся и тихо пошел назад, к Сабанееву мосту, туда, где меня ждала ненавистная с детства жареная камбала.
Игорь Павлов
Дельный совет
Кошмар
Одиночество
Слон и моська
Константин Ильницкий
В загранрейсе
Эфир, в котором блуждают радиоволны, – стихия загадочная и непредсказуемая. Минуту назад ваш коллега по экипажу выходил из радиорубки, спокойно потолковав о том о сем со своей родней за тридевять земель, и вот уже эфир хрипит и булькает, и начальник радиостанции Ступень, посмотрев неуверенно сначала на второго помощника Ткаченко, потом на меня, протягивает трубку:
– Кажется, это вас.
– Алло, – кричу жене, – ты меня слышишь?
– Слышу, – доносится эхо.
– Как дети? – решил урвать хоть самое главное. – Дети как? Что-что?
– Она говорит, что нормально, – помогает телефонистка. – Говорит, что вы ее родненький зайчик.
– Что-что?
– Зайчик родненький.
– Что-что?
– Говорит, что любит.
– Что-что?
Выхожу расстроенный в коридор, где мается в ожидании связи Ткаченко, и развожу руками:
– Не понял даже, с кем и говорил.
– Что-что? – подскакивает Ткаченко. – А вы, часом, не с моей женой говорили?
– Не знаю, – неуверенно пожимаю плечами. – Сказала, что любит.
– Любит? – прищуривается Ткаченко.
