знаешь. Но я хотел хотя бы раз поцеловать тебя.
– Хотя бы раз?
Он кивнул.
– У меня теперь не скоро возникнет повод, чтобы прийти в библиотеку: в течение нескольких месяцев нужно изучать конструкции. Когда мы увидимся в следующий раз, ты уже, наверное, будешь замужем.
Йэн грустно улыбнулся.
– Да, – прошептала Хизи. – Тебе не следовало это делать. Если бы кто-то увидел…
– Но ведь ты сказала, что никто не увидит.
Хизи покраснела.
– Я ведь не это имела в виду, – возразила она и вновь принялась рассматривать город, сердце трепетало у нее в груди, будто пойманное. – Но, если хочешь, поцелуй меня опять. Еще раз…
Уголком глаза она заметила, как Йэн снова наклонился, и повернулась к нему, закрыв глаза.
Поцелуй этот она вспоминала весь остаток дня, пока сидела в библиотеке – попеременно то холодея, то пылая жаром. Она вспоминала его, когда, уже вечером, возвращалась домой. Это было странное чувство – воспоминание о сладостном и запретном, еще одном подарке судьбы, кроме статуэтки, еще одном безумии в жизни. Широкие коридоры дворца казались узким парапетом в сравнении с Длинным Залом – как едва заметная, узкая тропка, которую она могла легко потерять и соскользнуть во тьму. Йэн. похоже, был прав, имея в виду, что способности ее безграничны, – хотя он прямо и не высказал этого. Ей хотелось мечтать и мечтать о том, что могло бы быть, но одновременно надо было успокаивать себя и готовиться к грядущему.
Но сколько бы раз Хизи ни говорила это себе, она шла легко, будто на крыльях летела.
Свернув в проход, где находилось ее жилище, Хизи уловила щекочущий запах благовоний. Жрецы только что совершили каждение, и дым толстым слоем висел в воздухе. У Хизи глаза расширились от удивления: дверь в ее комнате была распахнута настежь, и фимиам клубами выплывал оттуда. Через дверной проем был виден край юбки Квэй. Хизи смотрела и смотрела с бьющимся сердцем. Все мечты ее развеялись, и только теперь, она осознала, насколько хрупкой была ее надежда на спасение. Трепеща, Хизи сунула руку в карман – и нащупала статуэтку. Она была неживой, как и всякий металл. Холодная статуэтка, посулы которой растаяли при первой же волне острого аромата.
Хизи стояла как вкопанная, пока Квэй не обернулась. Хизи успела поймать ее взгляд, в котором читалась мука. Взгляд этот ослепил Хизи, словно она прямо взглянула на солнце: девочка поняла, что никогда больше не увидит свою нянюшку. С болью ей захотелось вновь броситься в объятия Квэй, пойти с ней на кухню, съесть приготовленный ею завтрак… Только сейчас Хизи поняла, как она любит Квэй.
Сейчас она видит ее последний раз в жизни – и, конечно, она уже никогда не увидит Тзэма.
Сжав в руке статуэтку, Хизи пустилась бежать что есть мочи, жрец что-то кричал ей вслед звонким, мальчишеским голосом.
Эхо гулко повторяло ее шаги, как будто она находилась в одной из гробниц в подземелье, о которых некогда читала. Это было еще, когда она была маленькой девочкой и бродила с Дьеном, единственным своим товарищем, по пустым залам дворца. Но сейчас эти залы были заполнены эхом шагов.
«Дьен, – скорбно подумала Хизи. – Я никогда не увижу тебя вновь».
Еще один лестничный пролет, и еще один. Хизи не знала, догоняют ли ее жрецы; звон крови и свист ветра в ушах заглушали погоню. Но она была уверена, что сумеет первой достичь крыши.
Задыхаясь, с глазами, полными жгучих слез, Хизи вылетела на залитую солнечным светом площадку. Оттуда она начала подъем к самому верхнему дворику, где они с Йэном целовались. Ветер шелестел листвой тополей.
Тут еще недостаточно высоко, подумала Хизи и стала подниматься на покрытую красной черепицей крышу, которая скатами спускалась к саду.
Хизи уже достигла гребня крыши, как вдруг услышала позади себя голоса. Обернувшись, она увидела, как на площадке появился один, а потом другой жрец. Не обращая на них внимания, Хизи вскарабкалась на самую верхнюю балку и побежала по ней.
Вот он, ее путь, – прямой и узкий, иллюзия стала реальностью. По крыше пустого крыла дворца Хизи бежала не куда-нибудь, а к Длинному Залу. Тут она вновь вскарабкалась наверх: теперь ее отделяли от мостовой пять полов и шесть потолков. Это было достаточно высоко.
Черепичный скат плавно опускался налево и направо, переходя в плоские крыши нижних этажей. Хизи, пока бежала, могла наблюдать картинки привычной жизни во внутренних двориках: служанка развешивала белье, садовник поливал растения в горшках, мужчина и женщина целовались. Совсем незначительные мелочи вдруг стали бесценны. Бесценны и хрупки, как ее разбитые мечты. Единственный осколок былых надежд – уйти от жрецов и избежать участи Дьена. Едва Хизи поняла это, сердце сжалось от жгучей горечи.
Вскарабкавшись на крышу Длинного Зала, Хизи оглянулась. Жрецы здорово отстали, ведь они не проводили многие часы, разгуливая по дворцовым крышам, залитым солнечным сиянием. Хизи знала, что теперь они ее не догонят.
Она несколько раз оскальзывалась, поднимаясь на крутую, куполообразную крышу, но она знала, где поручни, знала, как взобраться на конек, который держится на прочной опоре. На миг она вспомнила Тзэма – как ему, должно быть, станет грустно, и порадовалась, что он сейчас в городе. Он убил бы их, а потом конечно же погиб и сам. Теперь же этого не случится, да и Гану не придется рисковать из-за нее жизнью. Она сама разрешит свои трудности, возьмет на себя бремя ответственности за свое рождение.
Судорожно вздохнув, Хизи достигла самой вершины крыши – и на миг остановилась. Верх купола был открытым; подобный огромному немигающему оку, он освещал Ленг Корт. Заглянув в отверстие, Хизи увидела ирисы, фонтан – далеко в глубине, и внизу манящие ее камни.
Только бы не упасть в фонтан, подумала Хизи, я не должна отдавать Реке свою живую кровь.
Она все еще плакала, но слезы уже приносили утешение. Жрецы все еще неуклюже преследовали ее.
