Фриск – вернее, Карл слегка улыбнулся:
– Когда-нибудь, господин Франклин, мы с вами вернемся к нашему предыдущему разговору о ценности монархии, но сейчас, боюсь, эту тему придется отложить.
– Господин… То есть, ваше величество…
– Лучше «господин», – произнес Карл. – У нас у всех очень важные дела в Венеции. – Он повернулся к лейтенанту: – Разошлите сообщения по эфирным самописцам. Пусть те люди, которым мы доверяем, достанут нам свежих лошадей. – Он кивнул в сторону Бена. – Он не может ехать верхом, выделите людей, которые его понесут. Я хочу, чтобы через час мы уже снялись с лагеря, а через пять дней я желаю быть в Венеции.
– Через пять дней?! – воскликнул Роберт. – Отсюда до Венеции пять сотен миль, а может, и того больше.
– В день мы должны преодолевать по сотне миль, не так ли? – воскликнул Карл.
– Но зачем… – произнес Бен, – зачем такая спешка?
Карл подался вперед, голос его зазвучал тихо и жестко.
– Затем, чтобы царь Петр не оказался в Венеции раньше нас.
3
Тонущий город
– Вместо улиц каналы, – обронил Красные Мокасины, прищурившись и вглядываясь вдаль.
– Ага, – поддакнул Таг, – я же говорил тебе. Это прямо чудо какое-то!
Красные Мокасины искал чудо и нашел его, но оно было не чудеснее обычной гремучей змеи, паука или угря. Алжир показался ему невыносимым городом, а Венеция выглядела и того хуже. Разглядывая город, он вспомнил слова привидевшегося ему во сне бледнолицего вождя
И сейчас он приближался к городу, возведенному из камня и полусгнившего дерева, который, должно быть, только вчера поднялся из морских глубин, и он не вызывал у Красных Мокасин никаких чувств, кроме отвращения. Сердце у него екнуло, когда он вспомнил, как его враг намекал на родство, существующее между ним и европейцами. Венеция была первым настоящим городом
Старейшины говорили, что народ чоктау вышел из водного мира, что лежал глубоко-глубоко, и было это в Начале времен. Чтобы стать людьми, они, подобно ракам, разорвали свою оболочку. И с тех пор уже много-много лет чоктау живут под лучами палящего солнца. Вероятно, европейцы покинули мир воды совсем недавно и потому ближе к нижнему миру, к преисподней. Этим, видно, и объясняются их любовь к закрытым, ограниченным пространствам, эта мания закрывать тело и все их невероятные поступки. Они – существа, которые застряли где-то посредине, и не понять, то ли они из грязи и мути поднимаются, то ли опускаются туда.
Красные Мокасины окинул взглядом свой европейский костюм, пытаясь представить, сколько времени потребуется
Казалось, все прочие на корабле, кроме него, восторженно принимают Венецию, и даже люди с таким же далеко не белым цветом кожи, как у Фернандо. Они наперебой трещали о развлечениях и удовольствиях, что ждут их в городе, и громче всего кричали о достоинствах венецианских женщин. Таг уже успел пообещать ему снова «повеселиться на славу», но Красные Мокасины сомневался, что он вынесет еще одну ночь подобного веселья, особенно в городе, чьи улицы полны воды и готовы поглотить каждого пьяного, в них свалившегося.
Нет! Если уж он должен войти в воды Венеции, то ее воды
Подошел Нейрн. Чувствовалось, что он нервничает.
– На твоем лице беспокойство, – сказал Нейрн.
– А у меня есть причина для беспокойства?
Нейрн нахмурился:
– Пока все идет, как и обещал Рива. Никто нас не беспокоил, пока мы плыли по Средиземному морю, да и здесь, должен признать, обхождение учтивое. Ты обратил внимание, что Венецию покидают турецкие корабли?
Красные Мокасины печально улыбнулся:
– Я так и не научился отличать, какой стране принадлежит корабль.
– За последние несколько часов я насчитал семь турецких кораблей, которые покинули порт. Посмотри вокруг повнимательней, похоже, здесь каждый стремится покинуть порт.
– Вы думаете, Венеции угрожает какая-то опасность?
– Думаю, здесь происходит нечто для нас неожиданное.
«Возможно, преисподняя готовится вновь поглотить Венецию, – подумал Красные Мокасины, – вернуть