Заметьте, что не всякий мужик у нас станет есть и лося, и зайца! Все это заморские прихоти.
— Ну вот видите, видите… — говорил мой противник, — вот вы сами насчитали сколько русских блюд!
— Русских? Да есть ли здесь хоть одно русское блюдо? Будьте же беспристрастны; оттого, что их готовили двести лет тому, вы и честите их национальными, а тут, за что ни хватись, или немецкое, или греческое, или татарское…
— Так, по-вашему, вовсе не было русской кухни?..
— Нет, вероятно, она была когда-нибудь, но я утверждаю, что теперь
— Знаю, знаю, милостивый государь, что пристрастие ко всему иноземному, презрение к отечественному далеко пустило свои корни, но ваше дело, господа ученые, возобновить любовь к родному.
— Знаете, в чем наша беда? В том, что мы иноземными называем такие блюда, которые перестали быть иноземными, а родными такие, которые никогда не были родными. Видите: со времен царя Ивана Васильевича, а вероятно, и прежде, наша кухня была совсем не простая, а весьма сложная, искусственная и приправленная заморским зельем; наши предки точно так же кушали лимоны, имбири, перцы, шафраны и другие пряности, как мы, грешные; у них также блюда были иноземные, и кухня их была эклектическая, то есть все в себе соединяла. Может быть, оно дурно, а может, и хорошо, «может быть, оно так там и надобно», как говорит Гоголь. А делать тут нечего! Человек съел пулярдку, переварил, она обратилась в его кровь, в его плоть, в руку, в ноготь, а вы кричите: подавай назад пулярдку! — невозможно, господа; она съедена и переварена, а вашего
С этими словами я не дал моему противнику рот разинуть, схватил шляпу и проговорил:
— Не угодно ли прогуляться?
— А русские пироги? а русское хлебенное? — воскликнул мой неотвязный оратор, захватя перстом петлю моего сюртука.
<24>
— Русские пироги! русское хлебное! Легко сказать! Я совершенно согласен, что в гастрономической системе мира мы — настоящие лаганофаги…
— Позвольте, позвольте, что это такое вы изволили выговорить?
— Лаганофаги…
— Так! уж вам нельзя обойтись без французского словца…
— Милостивый государь! Это слово не французское, а латино-греческое…
— Ну, это другое дело! Латино-греческое? Очень хорошо! А что ж оно значит?
— Слово в слово: пирогоеды, от латинского слова laganum — пирог…
— То есть вам хочется меня уверить, что пироги к нам зашли от греков и римлян…
— Не знаю, но что римляне ели пироги, в том нет ни малейшего сомнения; например, у Петрония мы находим…
— Позвольте, позвольте — я знаю, что у вас на все готовы справки… да дело не в том… постойте, я вас сейчас поймаю: а была ли у греков или у римлян кулебяка?
— Кулебяка, милостивый государь, слово татарское.
— Следственно, по-вашему…
— Тут никакого нет «следственно», потому что неоткуда его взять. Вы не дали мне договорить: дело в том, что действительно никто столько не ел и ест пирогов, как мы, но, за исключением кулебяки и ватрушек, все прадедовские пироги исчезли с лица земли. Ну, скажите, сделайте милость:
Что такое:
Что такое:
Что такое:
Что такое:
Что за блюдо:
Что такое:
Что такое:
Что такое:
Что за блюдо:
Что такое:
Что такое:
Что такое:
Что такое:
Что такое:
Что такое:
Что такое:
Что такое:
Если я, доктор Пуф, не знаю, что это за блюда и как их приготовляют, то скажите, кто ж это знает? А блюда, кажется, русские, и об именах их имеем исторические документы. «Матушки, нянюшки, сенные девушки, барские барыни! Да промолвите хоть словечко! Помогите нам воссоздать
А мамушки, нянюшки, сенные девушки и барские барыни отвечают: «Нет, батюшка дохтур, что за карасы, что за налитки, что за трудоноши, мы и не слыхивали — должно быть, немецкие блюда; а вот знаем мы, батюшка, наши русские блюда: например,
Вот, милостивый государь, что отвечает единственное наше прибежище — мамушки и нянюшки! Подите различите с ними, что русское блюдо, что татарское, что дотатарское, что немецкое! Видите сами, что за люди; с ними не скоро сговоришь, а уж кому, коли не им, знать всю подноготную в этом деле. Истинно говорю, что тому, кто откроет и воссоздаст (то есть