Порою блажь великая

усилия раскрыться, распрямиться, провозгласить: «Вот он Я!» — Вив, пожалуйста? — подобные потугам чахлого больного цветка, что слишком долго прозябал в бутоне и теперь торопится разверзнуть куцые лепесточки, пока не зашло последнее солнце его надежды. И видя это, она чувствует его отчаянную цветочную тягу к воздуху, воде и свету, кои дарованы ей, и также чувствует, как его порыв вдруг начинает заполнять ледяной пузырь в глубине ее самой. …Может быть… Может Быть! Может быть, пустота — не могила сгинувшего, а ларец не дарованного? — Вив, скорее… ты придешь? — Вот он я, умоляет распускающийся цветок, и она уже готова была полететь навстречу его мольбе, как за спиной послышался хруст хвороста и крик Хэнка:

— А вот и мы! С украшением на антенну! — и вместо этого она полетела к мужу и заключила его в объятия, вместе с окровавленным лисьим хвостом и всем прочим.

— Хэнк! Наконец-то вернулся.

— Да, вернулся. Только легче, легче: я, чай, не месяц гулял.

А Ли остался, коленопреклоненный пред костром, прятать свое разочарование в возне с кофе. Кусая щеки, сквозь пелену в глазах он смотрел на женщину, так легко бросившую его ради могучего охотника. (Тупая корова! И глупо было ждать от нее понимания хоть чего-то, помимо специфики приветственного мычания при возвращении буйвола в стадо) — и он ругал дым, от которого так горели глаза. (И все же, если подбить общий итог, следует признать, что я провел весьма интересный вечер с весьма интересными результатами. Во-первых, пока старик шамкал и шмыгал, а Хэнк с Джо Беном и собаками гоняли зверушек по болотам, мы с Вив крайне мило потрепались и посеяли семена отношений, обреченные принести мне в будущем весьма вкусные плоды. Во-вторых, воодушевление охотой сподвигло братца Хэнка в тот вечер напиться еще больше — до такой степени, что он уже не сумел сдерживать свою подлую натуру, которую прятал с самого моего приезда (к тому же, думаю, он видел, как мы с Вив ворковали у костра в чересчур интимной, на его вкус, обстановке). Впервые он пытался спровоцировать меня на кулачную драку; когда же я отказался потворствовать его низменным страстям, он обозвал меня «рохлей» и другими обидными словами, и тем самым вывел из моего сентиментально-сомнамбулического благодушия и после бесконечных проволочек вернул на путь мести, показав тщетность попыток замирения. И наконец, что главное, детально продуманная мною схема Сбрасывания Бремени с Сердца оказалась в точности тем планом, что был мне нужен. Он удовлетворял всем требованиям: был достаточно безопасен, чтоб остался доволен Надежа-Опора — БЕРЕГИСЬ ВСЕГДА; сулил достаточно верный и быстрый успех, чтобы моему измотанному работой организму хватило терпения на те несколько недель, что требовались для исполнения плана; достаточно злодейский, чтобы умилостивить всякую мою попранную память и умаслить всякую яростную манию; и достаточно научный, чтобы создать заклинание, способное обратить гиганта в гукающего младенца… и наоборот.)

Вив слишком поздно поняла, насколько преувеличенным было ее приветственное ликование, и посмотрела на Хэнка: не заподозрил ли чего? — Хотя и подозревать-то нечего; Ли ведь только говорил, да и то какие-то глупости; а я едва слышала его, — Хэнк осмотрелся, озадаченно нахмурился:

— Я думал, старик здесь, — заметил он, глядя на нее чуть нервно.

— Генри ушел с минуту назад, — сказала Вив.

— Из собак почти никто еще не вернулся, — сообщил Хэнк и подошел к костру погреть руки. — Еще одну лису подняли, судя по звуку. Но я решил сперва поглядеть, как тут, прежде чем еще какими делами заняться. Старушка Молли не появлялась?

— Хэнку не нравится, что она смолкла так рано, — мрачно объяснил Джо Бен.

— Мы ее не видели, — сказал Ли, — но Генри пришел к заключению, что или медведь отпугнул ее, или же потерялся.

— Чепуху болтает Генри. Не родился тот зверь, который бы Молли напугал. И вряд ли она потеряет такой свежий след. Меня поэтому и беспокоит, как резко она замолчала. Будь какая другая псина — я б и в голову не брал. Но Молли — не такого теста собачара, чтоб затихнуть без причины, пока до зверя не доберется… так или иначе.

Зашуршала трава.

— Дядька и Доллина Щенька вернулись, — объявил Джо, когда две собаки виновато подкрались к костру, точно преступники, отдающие себя на милость правосудия. — Вшивая-паршивая лисичка! — ругал их Джо, уперев руки в бока. — Гоняли жалкую, ничтожную лисичку… Почему с медведем не подсобили? Ась?

Дядька проковылял в хижину, а Щенька завалилась на спину, будто на предъявленном публике брюхе были записаны исчерпывающие показания.

— Что будешь делать? — спросила Вив.

— Кому-то из нас придется пойти ее поискать, — без энтузиазма ответил Хэнк. Прибывали все новые гончие. — А вы берите собак, кроме Дядьки, и ступайте домой. Дядьку я возьму на поводок и прогуляюсь с ним к горам.

— Нет! — выпалила Вив, вцепившись в его руку. Все посмотрели на нее с удивлением. — Ну, ты прошляешься всю ночь. А она тем временем благополучно вернется. Так пошли лучше сразу домой.

— Что?..

Они стоят, наполненные мерцанием костра. Ветерок колышет траву. А Ли съеживается от ненависти к ней, от ненависти к ним ко всем.

— Пошли… Прошу тебя.

— Я ее поишу, — вызвался Джо Бен. — Я еще бодренький, а Джен все равно спит. Черт, да я в момент эту псину найду!

Хэнк был настроен менее оптимистично:

— Последний раз ее лай шел с востока, от ручья Стэмпера. Ты точно хочешь туда идти один?

— Ты так говоришь, словно я боюсь привидений каких-нибудь.

— Разве нет?

— Господи, нет. Пошли, Дядька. Мы им покажем, кто боится, а кто не боится.

Хэнк ухмыльнулся:

— Прямо сейчас? Темно… страшно… и помни, какой сегодня день… последний в октябре, Хэллоуин…

— Фу! Мы ее найдем. А ты ступай домой.

Хэнк собирался еще как-нибудь поддразнить кузена, но его остановили ногти Вив, впившиеся в руку.

— Ладно уж, — нехотя согласился он, и подмигнул Джо: — Не знаю, почему так, но стоит этой женщине только лишь унюхать алкоголь, как она спешит устроить праздник…

Джо взял из рюкзака сэндвич и кружку.

— О да! — Он кивнул на ночь, обступавшую костер. — И откуда нам знать, что впечатлительный субъект найдет в лесу в рассветный час дня Хэллоуина! Да что угодно.

Но когда остальные ушли, его энтузиазм быстро остыл.

— Темно, Дядька, правда? — пожаловался он псу, привязанному к колышку у хижины. — Ладно, ты готов? — Собака не ответила, и Джо решил пропустить еще чашечку горелого кофе, посидеть у костра с дымящейся жестяной кружкой в руке. — И тихо…

И то, и другое было неправдой. Луна, действуя умело и проворно, отыскала лазейку меж туч, озарив лес инистым сиянием, а ночные зверушки, будто почуяв свой последний шанс в этом году, закатили концерт, сообразный событию. Древесные жабы в полный вокал пели прощальные песни перед тем, как зарыться в укромную грязь; землеройки шныряли по тропинкам, пронзительно попискивая от запоздалого голода; зуйки порывисто переносились с лужайки на лужайку, и в их чистых, радостных криках «Ди! Ди! Ди!» звенел заразительный восторг по поводу этой прекрасной морозной ночи.

Но Джо Бен не заразился; несмотря на свою давешнюю показную храбрость перед Хэнком, его временем был день, хоть ясный, хоть ненастный. А ночью лес, может, и красив, да откуда человеку про то знать, когда темно?

И так он откладывал поиски пропавшей собаки от одной чашки кофе до другой. И не то чтобы он