замечает, что затекшие ноги подломились, смятая маска амулетом болтается на шее. Позабыт болезненный холод в пальцах — мальчик смотрит, как свет в небе приближается к его куцему полю зрения. «Я готов, Отец Небесный. Прошу тебя. Приди за мной. Я не хочу умирать в этой сырой яме. И домой я не хочу, никогда. Просто приди и забери меня с собой, Господи…») и еще впервые испугался по-настоящему: я наслушался историй про пляжных хулиганов и их забавы… Ли вытряхивает руку из водительской хватки и делает несколько шагов к морю. Он устал, почти спит на ходу. Ищет взглядом луну, но тучи ее похоронили. Снова смотрит на деловитых пичуг, копошащихся под угрозой прибоя; от зрелища их лихорадочной клюволапчатой охоты устает еще больше…
— Ей-ей, вы же Стэмпер, мистер Стэмпер, а Стэмпер непременно сможет нас выручить… — Птички видятся ему рабами, невольниками накатывающих волн. — Вот, скажем, Хэнк Стэмпер — он бы, готов поспорить, просто подставил бы могучее плечо под нашу машину и выдернул ее с полтычка! — Невольники, птички в клетке волн. Топ-топ-топ по берегу, по самому по краю, клек-клек-клек песчаных блошек, разворот, топ-топ-топ, пока очередная волна не захлестнула соленой смертью… снова и снова и снова. (Маленький мальчик пылко молился в удушливом мраке, и ветер распевал псалмы над ним, и свет все ближе, все ярче…) — А если Хэнк может, то уж наверно и вы сдюжите, ага? Так идите и подставьте плечо. Давайте, ага?
Я видел: мне ничего не остается, как развлекать своих мучителей, в надежде, что им наскучит эта игра, и, закатав повыше штанины, обогнул машину с подтопленной стороны. Вода впивалась в лодыжки ледяными кинжалами. Я уперся плечом в задний бампер и сделал вид, будто толкаю… Невольники волн; чуть замешкаешься на зыбучем песке — и БЕРЕГИСЬ все другие топ-топ-топ побегут, кроме одной беспечной птички, а когда волна откатится — серый комочек перьев забьется отчаянно, силясь высвободить крылышки из песка, пока следующая волна топ-топ-топ-разворот — тот-топ- топ обратно («О, Отец Небесный, зрю пришествие твое! Я жду, я жду!») разворот — топ-топ-топ…
— Нет, уж вы постарайтесь получше, мистер Стэмпер. Хэнк Стэмпер прямо бы застыдился бы с вас, что вы такой немощный. А вода-то подступает… — Вот одна из уцелевших птичек перескакивает через бездыханный комок перьев, лишь долю секунды помедлив, прежде чем ринуться дальше, в свою вечную игру с волнами. Остановка невозможна! Некогда скорбеть! Клюй — или сдохнешь с голоду! Некогда, некогда! (Свет сделался ярче. Он тянется к мальчику с неба, точно огромный пламенный перст!) — Мистер Стэмпер, по-моему, вы сачкуете. Нам придется вам помочь. — Соленая вода ледяным рашпилем шваркнула по моему горлу, придушила первым приступом паники. — Давайте, поднапрягитесь! — …Он чувствует, как усталость ползет вверх по косточкам вместе с холодом. Мотает головой, отплевывается. Птички, зачем вам это? На ум приходит дарлингтония, что он давеча сорвал. Она — не то что птицы, она может позволить себе роскошь терпения. Она может ждать. И если один побег не приманит свою квоту мух и оголодает, просто лист опадет. Но растение выживет, корни уцелеют. А эта маленькая птичка — одна, сама по себе, и если она утонет — все, конец ей, маленькой птичке. Полное фиаско. Волны побеждают, птичка проигрывает.
И в конце концов волны всегда побеждают. Если только…
— Вот сюда, мистер Стэмпер, сюда плечиком упритесь. — От прикосновения новых лап мой рассудок взбеленился… Если только не играть с умом, если только не признать свою участь и не смириться с нею. Как эта машина… — Вот сюда плечико, мистер Стэмпер.
— Лучше б вам не… мой брат…
— Что ваш брат, мистер Стэмпер? Его здесь нет. Вы наслаждались одиночеством — сами сказали… — Он не сопротивляется — и их начинает утомлять забава без борьбы… — Господи, да вы весь промокли, мистер Стэмпер! — …И даже когда они отступают на шаг, он не пытается выбраться из воды, которая теперь по пояс… — Да вы, видать, не дурак искупаться, мистер Стэмпер? — …Вместо этого он разворачивается к клокочущим волнам, любуется красотой линии горизонта, переводит взгляд на глупых птичек, неистово мечущихся по песку. Глупые — только и знают, что свое топ-топ-топ… покуда финальный ледяной удар не положит конец всей этой мизерной суете. Полдюжины шагов — и конец этой вздорной игре. Не победишь, но и не проиграешь. Пат — лучшее, на что можно рассчитывать, разве не видишь? Самое лучшее…
— Смотри!
— Кто это?
— Атас! Это он…
— Рвем когти! Живо!
Водитель предводительствует, остальные за ним — мчатся к дюнам. Ли не замечает их исчезновения. Волна сбивает его с ног. На какой-то миг захлестывает с головой. Когда же его лицо, невозмутимое и задумчивое, снова появляется на поверхности, он опять видит этот безмятежный горизонт. Взошел на эту сцену и молишь о пощаде? Глупая пташка. Ты всю жизнь молил об антракте, надеясь взять передышку в этой игре. Поучился бы у той лисицы, вот кто умом востер. Забей! Забудь об антракте. Прекрати эту игру навсегда, прекрати эту заполошную возню. Сведи к ничьей — покуда есть шанс. БЕРЕГИСЬ. Нет, смирись. БЕРЕГИСЬ! БЕРЕГИСЬ! БЕРЕГИСЬ! ТЫ НЕ МОЖЕШЬ ТАК СО МНОЙ ПОСТУПИТЬ! Посмотрим. Я уступаю…
— Ли! — Это я и называю ничьей… — Малой! — И он идет к горизонту, в зыбкие белые объятия воды… — Да черт побери! — …в серое колыхание Что? — Ли!
— Что? Хэнк? — Я отталкиваюсь от песка, где бросила меня эта шайка. — Хэнк? — И сквозь тюль пены, на миг замерзшей в воздухе, я вижу, как он перебирается через каменный мол. Не бежит — шагает быстро, но не бежит. Кулаки сжаты, энергично отмахивает руками, башмаки расплевывают песок, но он не бежит. А они бежали, эта Пластмассовая Шпана, все пятеро, бежали так, будто за ними гнался сам дьявол. Но Хэнк — просто шагает. Ни на секунду не утратив самообладания… Ли оглядывает пляж сквозь заляпанные пеной очки. Он видит, как уносятся прочь тинейджеры по мере приближения Хэнка. («О, Отец Небесный, зрю твой свет извечный!») Он следит за Хэнком, по-прежнему барахтаясь в волнах, прибитый к борту машины. Он не стремится ни на берег, ни на глубину — но, минутку! Как очутился здесь Братец Хэнк вместо своей Дикой Орхидеи? — он так и не определился, куда податься, пока наконец всепоглощающее любопытство не пробивает брешь в тупике, и тогда Ли неуклюже продирается сквозь снежную пену на пляж, где Хэнк поджидает его, руки в карманах. Ладно-ладно, суета, может, и дурная, но ничью успеется объявить и в какой-нибудь другой день… даже в воду не бросился меня спасать — такое вот самообладание… нет, минутку: что он тут делает вместо… стоял себе на берегу, в карманах руки, наблюдал, как я с боем вырывался из плена прибоя.
— Блин, Ли, — утешил он меня, когда я подполз достаточно близко, — если ты — не самая жалкая реклама купального сезона на свете, я съем свою шляпу.
Я не сподобился ответить что-нибудь остроумное. Я плюхнулся на песок, задыхаясь, отфыркиваясь и чувствуя себя так, будто наглотался соленой воды на весь свой вес:
— Мог… бы… хотя бы…
— Сейчас я тебе одну умную вещь скажу, — заявил Хэнк, ухмыляясь сверху вниз. — Когда в другой раз с друзьями купаться пойдешь — лучше плавки надень, а не вельветовые брюки и спортивную куртку.
— Друзья? — прохрипел я. — Банда отморозков… чуть не убили меня! Ты чуть не опоздал… они едва меня… не утопили!
— В другой раз прихвачу с собой сигнальный горн и протрублю кавалерийскую атаку. Кстати, они подводили какой-нибудь базис под свой порыв — тебя утопить?
— Еще какой… насколько я помню. — Я по-прежнему лежал на боку, волны глодали мои ноги, и мне пришлось задуматься, припоминая, какой же базис они подвели. — А, ну да… потому что я Стэмпер. Такой был базис.
— Более чем достаточный, сдается мне, — сказал он и наконец соизволил нагнуться и помочь мне подняться на ноги. — Давай-ка заедем к Джоби и переоденем тебя в сухое. Мда. Ты только посмотри на себя. Это что-то. Его чуть-чуть банда отморозков не утопила — а стекляшки на месте! Честное слово, это
