Все это было бы еще ничего, но, когда извещенный о происшествии мэр направился в амбар, он не обнаружил там ни Ди, ни трупа чудовища — лишь крепко спящую женщину, на лбу которой темнел какой-то значок, напоминающий букву «т». Лина до сих пор размышляла: был он нарисован кровью или чем-то другим.
Естественно, мэр разгневался и в пух и прах разнес Комитет бдительности за халатность. С одной стороны, он велел им установить текущее местонахождение Ди, а с другой — предупредил держать эту информацию в секрете. Однако деревня была слишком мала: к тому времени, как Лина и прочие учащиеся вышли из школы, краткая версия событий облетела практически каждый дом. Сведения о том, что мистер Мейер, по всей вероятности, был одним из тех, кого утащил монстр, уже широко распространились.
И хотя преподаватель, пришедший известить студентов об отсутствии учителя, сослался на простуду мистера Мейера, это нисколько не развеяло мрачных предчувствий, витавших над классом.
«Ох, только не снова. Как же я это ненавижу», — горестно вздохнув, подумала Лина.
Школа не всегда была для нее теплым уютным местечком, где воспитывают детей, прежде всего из-за событий, имевших место десять лет назад. Похищенные аристократами ребята вернулись после того, как с ними сотворили что-то ужасное, — в деревне Фронтира одно это уже служило веским поводом для изгнания. Унижения, которым подвергли Лину за недели проверок, оставили глубокие раны на ее душе — раны, саднящие до сих пор. Напряжение убило ее родителей, одного за другим, но, даже когда мэр удочерил девочку, ей еще два года не дозволялось играть с другими детьми. И все это время, вне зависимости от того, куда она шла и что делала, к ней всегда был прикован испытующий взгляд главы городка или кого-то из Комитета бдительности.
«Клянусь, они все знают, что происходит между мэром и мной».
Лине хотелось разреветься как маленькой.
Людям, наверное, не было известно о том, как он силой овладел ею в тот день, когда девушке исполнилось семнадцать, но молва об аморальной связи старика и его приемной дочери вовсю гуляла по деревне.
Впрочем, обстановка Фронтира допускала самые неожиданные взаимоотношения. Селения, частенько отрезанные от внешнего мира дождем или снегом, нуждались в гарантированной рабочей силе — и это была основная забота жителей. Посему если не преследовалось исключительно плотское удовольствие, любые отношения — между мужчиной и чужой женой, матерью и ее собственным сыном, отцом и дочерью — могли считаться даже полезными как действенный способ посеять семена новой жизни.
В эту эпоху больше не существовало психических дефектов и прочих проблем, традиционно вызываемых кровосмешением. Аристократы решили поделиться с человеческой расой плодами генной инженерии. Наследственные недуги канули в прошлое — люди даже не помнили, как назывались когдатошние тяжелые болезни.
Не что иное, как тень случившегося десять лет назад, тянуло на дно дух Лины, словно грузило из свинца.
Квор так и не оправился, оставшись слабоумным, и факт этот ужасал жителей деревни. С другой стороны, обнаружилась иная крайность — исследования показали, что уровень интеллекта Лины и мистера Мейера поразительно вырос. Вот почему мэр удочерил Лину, и вот почему все одноклассники девушки питали отвращение к ее связи со стариком.
Они ненавидели женщину, ставшую умнее благодаря аристократам.
И все же никто открыто не дразнил Лину и не избегал ее благодаря легкости ее характера, превосходной выдержке и усилиям мистера Мейера, преодолевшего неприязнь горожан и с блеском выдержавшего экзамены выездной комиссии на звание учителя. Невозможно было сказать, сколько сил придавав Лине один только вид друга — слабака и плаксы в детстве, устоявшего перед обидчиками и охраняющего ее.
Даже Квор, взявший в привычку бесцельно слоняться по деревне после безвременной кончины родителей, оберегал Лину. Потеря разума не изменила его природной обходительности и мягкого нрава. Лина прекрасно помнила, как надежно его массивное туловище заслоняло ее от камней, швыряемых детьми-забияками.
Сейчас же рядом не было ни одного из них: Квор находился под опекой Ферна. Однако исчезновения мистера Мейера оказалось достаточно, чтобы девушка заслужила злые, подозрительные взгляды всего класса.
— Что ж, Лина, вот и всплыла наконец истинная причина, почему тебя выбрали для поездки в Столицу, — громко, чтобы все слышали, сказала Виска, главный враг юной красавицы. — Уж не знаю, что там происходило в замке, но мы больше не будем жить в страхе, как последние десять лет. Чуть только ты уберешься, все вокруг вновь станет тихим и мирным.
— Ха, но какой ад воцарится в Столице! — саркастически рассмеялся один из членов клики Виски.
«Ох, вот оно. Теперь мне нужно кому-то отвесить пощечину», — подумала Лина, одновременно прикидывая, не использовать ли ей для защиты свои кожаные тапочки как оружие. Но девушка сдержалась, поскольку знала, что ехидные замечания отражают настроение всего класса. Остальные ребята молчали, потому что пока еще считали ее «своею».
Нельзя отрицать, что класс чрезвычайно отдалился от нее, когда было решено, что в Столицу отправится Лина. Ведь в то время как одни полагали, что главное в этом деле — покинуть Фронтир, другие никак не могли смириться с тем, что личностью, представляющей их деревню, оказалась особа, связанная с аристократами.
«Ладно, пусть болтают, что хотят».
Виска уже собиралась ляпнуть еще что-то, но тут вошел учитель, посланный на замену мистера Мейера, и утренние бедствия Лины закончились.
Вяло проползли часы математики и физики, а когда школа приступила к третьему уроку, неожиданно взревела сирена.
— Эй, что такое?
— Три гудка подряд — это значит всем собраться на площади!
— Может, аристократа захватили живьем?
— Дурак!
— Тихо! — приказал учитель. — Мне нужно выйти. Со мной отправится представитель класса. У остальных — свободный час.
Впрочем, ученикам было не до него — и не до учебы.
Когда преподаватель ушел, прихватив с собой Каллиса, все принялись суетливо собираться — на площадь, конечно же. Кто-то начал рыться в шкафчиках, набитых оружием, припасенным на случай нападения монстров, кто-то наперегонки собирал коробки для завтраков — в общем, воцарился всеобщий гвалт, но спустя секунду-другую учащиеся буквально испарились, лишь окна и двери в опустевшем классе все еще потряхивало.
Лина видела, как сверкали от предвкушения глаза Марко, скромнейшего из мальчишек, и ей хотелось рассмеяться. На Фронтире, страдающем от недостатка развлечений, кошмарные твари, бродившие неподалеку, скорее возбуждали, чем пугали ребятню, — по крайней мере пока они не причиняли непосредственного вреда деревне. Если не считать бегемотов-исполинов, птиц Рух и прочих колоссальных легендарных чудовищ, защитные механизмы охраняли селение от большинства будничных монстров.
По улице торопливо шагали взрослые, но при виде Лины и ее одноклассников никто ничего не сказал.
Площадь располагалась практически в самом центре деревни. Даже если бы здесь собралось все местное население — около тысячи жителей, от стодвадцатилетнего деда Шакры до крохотного младенца, родившегося месяца четыре назад, — они без труда расположились бы тут, да еще немало места осталось бы. Площадь годилась для проведения любых широкомасштабных мероприятий, будь то деревенский праздник, или ярмарка, устроенная бродячими торговцами, или еще что-нибудь.
Когда ученики, расплескивая грязь сапогами, явились сюда, на деревянном помосте, вытащенном на площадь, как раз было готово начаться некое странное представление.
Там, кроме главы Комитета бдительности Ферна с кичливо выпяченной грудью, стояла электрифицированная клетка третьего типа — железный ящик, по решеткам которого был пущен ток
