защищать честь белых женщин!
Он ушел и даже не оглянулся, хотя знал, что она в одной рубашке стоит на пороге и смотрит ему вслед. Шагая во мраке, он ощущал вкус ее поцелуев, запах ее тела — плевать ему, если он оставил ей что-нибудь на память. Он шел по темной дороге, не думая о том, куда же он идет. Все равно куда-нибудь придет… А вдруг им не удалось поймать Маленького Джима… Возле Перекрестка он заметил какую-то фигуру, идущую ему навстречу с винтовкой на плече и фонарем в руках. Человек этот слегка прихрамывал, и по походке Оскар узнал старика Мак-Вортера. Его словно жаром обдало.
— Ты откуда, сынок? — спросил мистер Мак. — Как же это тебя с нами не было? Я думал, ты будешь самым застрельщиком. Ведь ты у матери первый любимчик! Славная она была женщина. — Он говорил это так, словно матери уже не было на свете, словно она умерла.
— Я был другим занят, — ответил Осей. — Пришлось повозиться с мамой. Кто-то должен оставаться дома и заботиться о наших женщинах! — едко добавил он. — А вы почему же отстали от компании? — Что если мистер Мак проведал о его шашнях с Лилли Энн?
— А потому, что все кончено.
— Как кончено? — спросил Осей, и сердце у него неистово забилось.
— Да вот так, сбежал черномазый. Ищи, свищи!
— Сбежал? — сердце заколотилось так, что казалось, вот вот выпрыгнет из груди. Он явственно слышал его стук.
— М-да. Кто-то рассказывал, что видел его на Главной Уилкокской дороге. Но ты не беспокойся, мы свое дело сделали. — Мак Вортер смачно сплюнул. — Мы подожгли дом и уничтожили всех Килгроу. Правда, одного из твоих братцев царапнула по ноге пуля, да ты не бойся, ничего серьезного! Ох, мальчик, что это была за картинка! Кто-нибудь из них выбежит из дому, а мы его сразу хлоп, как ворону! Перестреляли всех до единого. Вот это я понимаю: око за око, зуб за зуб!
— Да ведь мою мать никто же не убивал… — начал было Осси, но голос его осекся. «Полно, так ли это?» И вдруг, поглядев на старого Мака, которого знал всю свою жизнь — столько же, сколько Большого Джима и Маленького Джима, он порадовался, что жена Мака изменила ему. И он подумал о хижине Килгроу, сожженной дотла, и о семье, которая жила в ней, и о ночи, проведенной там, и о своей беседе до утра с Маленьким Джимом, и теперь он знал, что делают с неграми, которые держат ружья наготове. Это он подвел Маленького Джима, и Большого Джима, и Мэйми, и он не лучше, чем все остальные крэкеры. Но что мог он сделать? Чем помочь? А мать-то, мать какова! Он почувствовал, что его мутит. Не надо бы есть так много, сейчас его стошнит прямо перед мистером Маком, На глазах выступили слезы. Пойти в деревню и убить отца — вот что должен он сделать. Он отвернулся от старика.
— Ну, мне пора, — сказал он.
— Ты их там найдешь, они пьют маисовую водку и любуются пожаром.
Но когда Оскар добрался до Перекрестка, он пошел не по дороге в Низину, а по той, которая уводила в сторону от плантации.
С той ночи, когда Оскар брел один по Главной Уилкокской дороге, прошло много лет, но ни разу за все время он не встретил никого из родных мест; ему казалось, что он уже все забыл. Но вот однажды в субботу он увидел Джо Янгблада в очереди у кассы. Он и раньше встречал Джо, но не обращал на него внимания, а тут, услышав, как этот негр разговаривает с кассиром, он вспомнил Большого Джима. И сразу все воспоминания прошлого, которые он гнал от себя, нахлынули на Оскара: ночь, проведенная у негров, разговор До утра с Маленьким Джимом… Гордые Килгроу с ружьями наготове. Особенно явственно видел Оскар отца — будь он проклят в аду! — и бедняжку мать. Оскару было известно, что мистер Мак держит при себе револьвер, и он испугался за Джо. Сам того не желая, он очутился на стороне чернокожего человека в его борьбе против белого. Мистер Мак был надсмотрщиком на том участке, где работал Оскар, и придирался к нему каждый божий день, напоминая Оскару ненавистного отца, хоть внешне и не был похож на Джона Джефферсона. Может быть, все хозяйские подручные чем-то похожи на управляющего плантацией Уилкокса? Впрочем, Оскар немного жалел, что тогда, в очереди, дал волю чувствам, — ведь из-за того случая он получил среди некоторых рабочих кличку негролюба.
За эти годы Оскар обзавелся семьей — женой и тремя ребятишками, он стал добропорядочным тружеником, богобоязненным баптистом. В отношении же негров он был таким, как все. И тем не менее теперь он часто вспоминал плантацию, любимую мать, ненавистного отца и глупых братьев; не раз гадал, что сталось с Маленьким Джимом. До сих пор ему казалось, что он забыл ту ночь, когда лежал в постели с Лилли Энн Мак-Вортер, а братья и отец сожгли дом Килгроу и перестреляли всю семью, но теперь Оскар понял, что никогда ему не избавиться от гнетущего чувства собственной вины.
ГЛАВА ВТОРАЯ
Роб останется после уроков и спросит об этом у самого мистера Майлза. Вот и все. Прошло уже много времени с тех пор, как мама высекла его в участке. Теперь он повзрослел, понимает, почему мама так поступила, и он делает вид, будто их отношения с мамой остались прежними. Он хотел бы забыть навеки этот день в суде мистера Кросса, но это было невозможно.
Несколько дней назад, когда он стоял во время перемены на школьном дворе и думал о маме, к нему подошли Биф Роберте и Джонсон Живые Мощи.
— Вот ты все носишься со своим учителем, — пренебрежительно прищурился Джонсон, — мистер Майлз то, мистер Майлз это! А между прочим ничуть он не лучше других людей. Такой же негр, как был старик Малберри!
— Не советую тебе вести такие разговоры при любимчике учителя! Он всем запрещает говорить о профессоре Майлзе из города Нью-Йорка, — процедил Биф.
Роб стоял, переводя взгляд с одного на другого. Был холодный январский понедельник, и школьники носились по двору, стараясь согреться. Галдели, смеялись, затевали драки…
Биф сказал:
— Если твой профессор так не любит белых, почему же он взялся устраивать вечер песни?
Роба всего передернуло.
— Вы это вранье про мистера Майлза бросьте!
— А зачем бы мистер Блэйк стал врать? Он вчера у нас обедал и рассказывал моему отцу.
Роб невольно сжал кулаки.
— Все это вы врете! Ведь не было же никакого вечера песни с тех пор, как мистер Майлз приехал?
— А в этом году будет обязательно. Если ты мне не веришь, почитай в воскресенье «Негритянскую страницу». Там все будет написано, и каждый прочтет.
— Твой папаша — чертов дядя Том! А мистер Майлз — не дядя Том! — крикнул Роб и отошел от них. Но мальчишки неотступно следовали за ним по всему двору, пока Роб не накинулся на Бифа, считая его застрельщиком:
— Ну чего вы привязались ко мне? Подраться, что ли, захотели? Что ж, я готов. Пожалуйста! — Он показал кулак, и Биф с Джонсоном предпочли оставить его в покое.
С этого понедельника Роб не переставал думать о празднике песни. Эта мысль не покидала его и дома и даже во сне. Но ведь то, что говорят мальчишки, неправда! А вдруг правда? Ведь недаром же он всюду об этом слышит! Сегодня четверг, и он больше не желает ходить и мучиться сомнениями. Он останется после занятий и спросит у самого мистера Майлза.
Прозвенел последний звонок, оторвавший Роба от его раздумий. Он сидел на своей парте, рассеянно наблюдая, как ребята собирают учебники и уходят. Потом он задержал взгляд на Аиде Мэй Реглин, выходящей вместе с остальными в коридор.
Наконец класс опустел. Мистер Майлз подошел к Робу, сел верхом на соседнюю парту и улыбнулся.
— Ну, выкладывай, Роберт Янгблад, что у тебя на уме?
