ность, ас другой стороны, выполнение функций кормильца семьи не обязательно делает
мужчин счастливыми. «Я не встречал ни одного мужчину — ни среди пациентов, ни среди
друзей, — пишет Гэйлин, — кто в глубине души считал бы себя успешным человеком»5.
278
Идеал XIX столетия — «сделавший сам себя» мужчина—и вера в неограниченность
продвижения по социальной лестнице тех, кто упорно работает, обрекли мужчин на тяжкий
труд, жертвенность и ответственность. Если мужчина мог возвыситься так, как мечтал, то он
также мог и все потерять. В 1974 г. опрос службы Янкеловича показал, что около 80%
американских мужчин ощущали себя несчастными на работе. В другом исследовании 74%
мужчин утверждали, что выбрали бы более спокойную карьеру, чтобы проводить больше
времени со своей семьей,
Так почему мужчины так несчастны в той сфере, чей гомосоциальный характер они изо всех
сил пытаются сохранить? Отчасти это связано с тем, что происходит на работе. В обстановке
корпорации или завода мужчины крайне редко, если вообще когда-либо, испытывают
потребность обсуждать свою личную жизнь, свои чувства и потребности. Работа
превращается в механическую рутину, которой надо соответствовать, а не выделяться. Здесь
мужчина приносит себя в жертву на алтарь ответственности перед семьей. Пожалуй, наиболее
ярко эта дилемма выражена в грустной пьесе Артура Миллера «Смерть коммивояжера», в
которой сыновья Вилли Ломена подводят промежуточные итоги своей жизни. Старший сын
Биф говорит: «После школы я шесть или семь лет пытался выбиться в люди... Транспортный
агент, коммивояжер, приказчик... Собачья жизнь. Лезешь душным утром в подземку...
Тратишь лучшие годы на то, чтобы с товаром все было в порядке, висишь на телефоне,
продаешь, покупаешь... Мучаешься пятьдесят дней в году, чтобы получить несчастные две
недели отпуска. А что тебе нужно? Скинуть с себя все и выйти на вольный воздух. Но ты
постоянно ловчишь, как бы обойти, обскакать другого... Дл? чего? Чего ты добьешься?»
Его брат Хэппи отвечает: «Мне осталось ждать только его смерти. Начальника торгового
отдела. Ну, предположим, меня поставят на его место. А что с того? Он мой приятель, только
что отгрохал себе шикарную виллу на Лонг-Айленде. Пожил два месяца, продал, сейчас
строит другую. Стоит ему что-нибудь довести до конца, сделать, оно ему перестает
доставлять удовольствие. И со мной, знаю, будет тоже самое. Убей меня бог, если я понимаю,
для чего я работаю?»*6
I
* Цит. по: Миллер А. Пьесы. М.: Гудьял-пресс, 1999. С. 139—141.—
279
Многие мужчины говорят, что они потеряли из виду цель, ради которой работают. Они
чувствуют, что от них ждут жесткости, агрессивности, соревновательности; их обязывают
быть «хозяевами», «боссами», «самостоятельными мужиками». Мы измеряем мужественность
размером дохода. На вопрос, почему он так много работает, один мужчина ответил репортеру:
«Не знаю.,. Я действительно боюсь стать неудачником. Я всегда хотел быть выше всех, во
всем, что бы я ни делал. В зависимости от конкретной ситуации я люблю быть на виду:
председателем комитета, президентом ассоциации или кем-то еще»7.
Большинство мужчин, конечно, не занимают высших позиций в иерархии и вряд ли туда
доберутся. Воспитанные на убеждении, что пределов не существует, они постоянно
сталкиваются с ними, и им некого обвинить в этом, кроме самих себя. Мужчины «теряют пол»
в ситуации неудачи, на них перестают смотреть как на настоящих мужчин. Женщины,
наоборот, «теряют пол» в случае успеха. Быть компетентным, агрессивным и честолюбивым
на рабочем месте значит подтверждать определенный тендер, который сообразуется с
мужским тендером. А успешные женщины гендерно несообразны и тем самым разрушают
свою женскую идентичность.
Там, где работают только мужчины, женщины
