Идеальный размер

При звуке этого имени я нахохливаюсь, как старая курица.

–Почему вы спрашиваете?

–Хочу понять, насколько новая мечта отличается от старой.

–Давайте я вам просто расскажу. Итак, я представляю, что у меня есть высокий красивый муж и что мы с ним ссоримся. То есть не серьезно ссоримся, а спорим, кто из нас сядет за руль, когда мы поедем на вечеринку к друзьям. Мой воображаемый муж ходит дома в толстом вязаном свитере, и наши споры никогда не перерастают в скандалы. Мы не кричим друг на друга, не говорим таких вещей, о которых потом пожалеем, не выплевываем ужасные оскорбления. Мы с моим воображаемым мужем слишком сильно любим друг друга, чтобы ссориться по пустякам. Я знаю, что он никогда не бросит меня, связавшись с секретаршей и оставив на прощание только идиотскую записку. Я знаю, что сама никогда не пересплю по пьяному делу с его младшим братом. Да, кстати, у него есть младший брат – очень привлекательный и непутевый. Возможно, бисексуал. Он все время где-то пропадает – то взбирается на Гималаи, то прыгает с парашютом. Короче говоря, мы с моим мужем просто не способны изменять друг другу. Измены существуют в других семьях, там, где люди не привязаны друг к другу так сильно, как мы. Я каждый день наблюдаю за обычными семьями и знаю, что наша совсем не такая. Мы не копим обиды, не унижаем друг друга. Я не насмехаюсь над его внешностью, он не отбирает у меня еду и не напоминает, что надо следить за талией. Мы не собираемся расставаться, не собираемся бросать друг друга. Мы влюблены.

–Понятно. И чем же эта мечта отличается от предыдущей?

–Тем, что раньше мы не спорили из-за того, кто сядет за руль. У меня не было водительских прав. Я их получила на прошлой неделе.

–Поздравляю.

–Спасибо.

–Почему вы все время хотите говорить о своих фантазиях? Почему вы считаете их чем-то нездоровым?

–Я не понимаю, что такое любовь, вот почему! Это по-настоящему мешает мне. Мешает все сильнее и сильнее. Конечно, у меня есть собственные представления о любви, но я не уверена, что они соответствуют действительности, понимаете? Вдруг я встречу любовь и даже не пойму, что это она? А может, я именно поэтому не могу влюбиться? Я пять лет думала, что влюблена в Эдриана, и посмотрите, как все обернулось...

–Может быть, вы поймете, что такое любовь, когда встретите ее, и она автоматически заместит собой ваши нынешние фантазии?

–Нет! Я считаю, что не смогу наладить личную жизнь, пока не избавлюсь от неверного представления о любви. По-моему, я в этом отношении эмоционально не совсем здорова.

–Ну а как именно вы представляете себе любовь?

–Это штука, которая согревает холодными ночами и никогда не причиняет боли.

Психотерапевт поправляет на носу очки. Он выглядит лет на пятьдесят семь или пятьдесят восемь, хотя на самом деле ему уже шестьдесят два. Его темно-каштановые волосы подернуты сединой. Он одет в потертые джинсы, которые сидят на нем не очень хорошо, и в свитер с бежевыми, темно-синими и пурпурно-красными ромбами и полосками – вертикальными и диагональными. Свитер тоже сидит неважно. На столе лежат блокнот и ручка, но доктор почти никогда ими не пользуется. Голос у него не глубокий и не успокаивающий, как можно было бы ожидать, а довольно резкий и неприятный. Иногда он даже раздражает меня. Вообще доктор похож не столько на психотерапевта, сколько на банковского служащего или клерка, который только и делает, что просит вас минутку подождать.

Доктор закидывает ногу на ногу. Кстати, он всегда сидит в одной и той же позе и каждые несколько минут трет левую бровь пальцами правой руки. Еще я знаю, что он разведен. У него есть постоянная подружка, хотя живут они раздельно.

Я хожу к нему на прием уже восемь месяцев, раз в неделю. Каждый сеанс стоит мне восемьдесят фунтов. Я прихожу по понедельникам, в дневное время, и провожу здесь по полтора часа. Происшествие, из-за которого я несколько часов проторчала в полицейском участке, случилось вчера. Сегодня я уже почти не думаю о нем.

Я разговариваю, не переставая помогать себе руками. Время от времени я хватаюсь за колени и притягиваю их к груди – теперь, когда мне не мешает живот, я делаю это гораздо чаще. Во время сеансов я всегда сижу в низком кресле, хотя в кабинете есть диван. Задумываясь о чем-нибудь, я провожу рукой по голове ото лба к затылку – не слишком сильно, а слегка, едва касаясь волос. Сегодня на мне обтягивающие джинсы в вертикальную, едва заметную полоску, которая стройнит ноги. Еще на мне тонкая черная блузка с большим жестким воротничком. На губах – бесцветный блеск. Тушь я наношу очень щедро, но только на самые корни ресниц, чтобы они казались гуще и длиннее, не слипаясь.

Я регулярно крашу волосы в темно-каштановый цвет, поэтому вы никогда не догадались бы, что у меня начинает пробиваться седина. Нос у меня длиннее, чем я вижу в зеркале, скулы чуть выше, а лицо в последнее время стало не круглое, а довольно худое. На вид мне можно дать от двадцати шести до тридцати двух лет – в зависимости от того, у кого вы спросите. На самом деле мне двадцать восемь. Знакомые утверждают, что я стала выглядеть гораздо моложе после того, как сбросила вес. Сама я ничего подобного не чувствую.

По-моему, я до сих пор ни разу в жизни не была влюблена. Именно поэтому я стала посещать психотерапевта. По мнению доктора, в этом нет ничего страшного, однако я в свои двадцать восемь лет имею достаточно смелости, чтобы с ним не соглашаться. Я не могла ходить к психотерапевту до того, как похудела, – боялась возможной критики с его стороны. Теперь мне не важно, что он скажет. Я взяла под контроль собственный вес, много работаю над собой и не прячусь от трудностей. Я выигрываю битву и поэтому не боюсь выйти из глухой обороны. Доктор думает, что у меня есть и более серьезные проблемы, но в чем именно они заключаются, не говорит. Он считает, что мы вместе должны их найти. Как бы то ни было, мне нравятся наши сеансы. Я очень рада, что имею возможность выплеснуть на кого-то все те мысли и чувства, которыми не могу поделиться со своими родственниками и знакомыми из страха огорчить их или напугать.

–Почему вы так торопитесь влюбиться, Санни? На вас кто-то давит? – спрашивает доктор.

Похоже, сегодня он пытается использовать со мной новую тактику поведения. Хорошо. Наверное, я успела ужасно ему надоесть.

–Никто на меня не давит! Меня не подталкивают ходить на свидания или выйти замуж. Слава Богу. Моим близким просто неловко об этом говорить. Даже мама никогда не спрашивает, почему я до сих пор не замужем, почему ни с кем не встречаюсь. Никогда не говорит, что у меня завышенные требования. Ничего подобного. Никакого давления.

–Вы часто с ней видитесь?

–С мамой? Она приезжает навестить меня пару раз в месяц. Жалуется на отца: мол, постоянно ворчит по поводу забитых стоянок перед магазинами и супермаркетами. Мне кажется, всех мужчин его поколения рано или поздно клинит на парковках. Вы тоже такой?

–Нет.

–Через пару лет станете.

–Разве мы говорили не о вашей матери?

–Да. Она приезжает ко мне на поезде, потому что отцу не нравится, как она водит машину, – перелетает через бордюры, как сумасшедшая. Я каждый раз готовлю ей чаю с молоком, и мы садимся поболтать. Обсуждаем всех своих родственников и знакомых, но обо мне почти никогда не говорим.

–Как вы считаете, ей небезразлична ваша жизнь?

–Порой она интересуется, достаточно ли у меня денег, нравится ли мне работать на саму себя... Вообще-то мама не очень любит говорить о том, чем именно я занимаюсь. Хотя нельзя сказать, что она категорически не одобряет секс-игрушки. В конце концов она ведь регулярно смотрит телевизор.

–Может, она просто не хочет показаться назойливой? Может, она дожидается, когда вы сделаете первый шаг?

–Честное слово, я понятия не имею, что она думает об... об отсутствии в моей жизни мужчин. Не знаю и знать не хочу. Наверное, мама считает, что меня устраивает мой образ жизни. Она предпочитает