в те дни, когда я прилагала все усилия, чтобы выглядеть хорошо: тщательно укладывала волосы, получше одевалась. Конечно, тому парню не было до меня никакого дела, он просто нуждался в объекте, на котором можно демонстрировать свое остроумие. Узнав, что его воспитывают приемные родители, я просиживала целыми вечерами, представляя, как отбрею шутника, когда он в следующий раз скажет мне какую-нибудь гадость. К примеру, брошу презрительно ему через плечо: «По крайней мере мои родители любят меня и не оставили в роддоме». Ужасные мысли, просто ужасные. К счастью, я так и не сказала ничего из того, что приходило мне в голову. Должна признаться, что до сих пор стыжусь тех мыслей. Как я могла быть такой жестокой, пусть и в воображении?
К парням, как тот шутник из колледжа, я до сих пор отношусь без особой симпатии. Сказать точнее, я их почти ненавижу. Ненавижу за то, что они вселили в меня неприязнь к собственной внешности в то время, когда я только-только училась быть женщиной. Благодаря таким, как они, я узнала, что мой вес – отличный объект для насмешек. Я узнала, что многие люди, в особенности мужчины, не хотят даже разговаривать с девушкой, если она толстая. Я узнала, что все мои подружки будут влюбляться и бегать на свидания, а я никогда не смогу делать того же самого из- за своего веса.
Именно тогда я решила запереть все свои романтические чувства на замок и не давать им вырваться наружу. Я не хотела жить с разбитым сердцем, хотя всегда мечтала влюбиться, ведь только любовь делает человека счастливым. Теперь я все-таки посмела отпереть этот замок и вручить свое сердце какому-нибудь криворукому недотепе, который может выронить его и расколотить вдребезги о каменный пол. Все мои мечты так или иначе связаны с любовью, и я решила, что они не слишком дерзкие, особенно с тех пор, как та пара джинсов из мужского отдела «Маркс энд Спенсер» стала мне безнадежно велика.
Я попросила таксиста высадить меня у ворот школы. Хотелось пройти по длинной подъездной дорожке пешком, с тяжелой коробкой в руках, чтобы сжечь калории, содержавшиеся в тарелке каши, которую я съела перед выходом из дома.
Подростки подозрительно оглядывают меня с головы до ног и почти сразу теряют всякий интерес, уныло отворачиваясь в сторону. Наверное, это очень тяжело – постоянно искать что-нибудь интересное и постоянно разочаровываться тем, как скучен реальный мир и девяносто девять процентов происходящих в нем событий. По крайней мере в сравнении с компьютерными играми, где герои совершают массовые убийства.
Полных детей стало гораздо больше, чем в дни моего отрочества. Похоже, в современных школах хватает претендентов на звание «толстяк класса». Проходя мимо учениц, я замечаю особенно полную девочку лет одиннадцати-двенадцати, одетую в форменный школьный свитер темно-синего цвета с V- образным воротом. Свитер слишком тесно обтягивает фигурку девочки, врезаясь под мышками и обтягивая складки жира на том месте, где со временем должна появиться настоящая грудь. Могу себе представить, как бедняжка ненавидит эти складки. Лицо у нее большое и бледное, как головка сыра, руки не висят элегантно вдоль боков, а упираются в них под углом, сходясь в том месте, где один слой жира встречается с другим. Судя по тому, как девочка двигается, ее ляжки под синей форменной юбкой трутся одна о другую. На самой юбке наверняка отсутствует верхняя пуговица, потому что мама уже устала пришивать ее на место. Свои ляжки бедняжка рассматривает только тогда, когда запирается дома в ванной – единственном месте, где она не стесняется раздеться. Я представляю, как девочка сидит на полу, прижав пятки одну к другой, рассматривает образовавшуюся при ходьбе красноту, смазывает раздражение специальным кремом и молится, чтобы он подействовал до следующего урока физкультуры.
Ходит толстушка чересчур быстро – желает доказать окружающим, что она проворная, хотя на самом деле такая прыткость дается ей с огромным трудом. Она задыхается от прикладываемых усилий и поэтому почти не разговаривает с подружкой – миниатюрной китаянкой, на которой форменная одежда самого маленького размера висит, как на вешалке. Девочка-китаянка что-то рассказывает, а толстушка только кивает головой, стараясь говорить как можно меньше, чтобы совсем не задохнуться.
Внезапно их нагоняют пятеро худощавых девчонок. В ушах у всех пятерых золотые серьги в виде колец, волосы подстрижены на одинаковую длину. Они проходят мимо двух подружек, и одна из пятерых умышленно толкает коленом скрипичный футляр, который несет китаянка. Футляр бьет девочку по боку и падает на бетонный пол. Пять подружек сдавленно хихикают и проходят мимо. Через несколько шагов одна из них оборачивается и небрежно бросает через плечо:
– И чтобы больше не смела пялиться на мою грудь на уроке физкультуры, Мэри! Поняла, жирная лесбийская сучка?
Мэри притворяется, что ничего не слышала, но ее лицо становится землянично-красного цвета. Она хмурится, глядя себе под ноги, однако ничего не говорит.
Мне хочется броситься вслед за малолетней худощавой стервой и спросить, откуда в ней столько злости. За что она так ненавидит несчастную девочку? Почему с такой легкостью оскорбляет того, кто не может ей ответить? У меня найдется тысяча аргументов, чтобы заставить юную нахалку покраснеть от стыда и застыть с раскрытым ртом, выронив на пол жевательную резинку.
Я ускоряю шаг, чтобы обогнать группу из пяти подружек, и слышу их разговор. Девочки, громко ругаясь, обсуждают какого-то нахального «Бретта, мать его, Дейвиса» и то, как некий «долбаный Джейми Спэрроу» пытался лапать одну из них на автобусной остановке.
Я прохожу мимо девочек вперед, и они едва обращают внимание на незнакомую женщину. Приходится в очередной раз напомнить себе, что я уже не толстая. Им просто не хватит воображения, чтобы хоть как-то меня зацепить. И все-таки я хочу, чтобы они сказали в мой адрес какую-нибудь гадость. Во мне все бурлит от желания отомстить за несчастную Мэри. Даже в горле пересохло, а язык стал как наждачная бумага.
Вдруг одна из подружек говорит:
– Классные у вас сапоги, мисс.
Она решила, что я учительница, и ее слова звучат совершенно искренне. Ничего удивительного, сапоги у меня действительно отличные – из натуральной светло-коричневой кожи, доходящие до колена, на тоненьких трехдюймовых каблуках. Прекрасные сапоги. Ноги устают в них не раньше, чем через четыре часа беспрерывной ходьбы. Я заслужила одобрение школьниц, потому что стала стройной и ношу обувь, которую любая из них мечтала бы надеть на дискотеку в ночной клуб.
Я оглядываюсь через плечо и, мило улыбнувшись, говорю вполголоса:
–Сука.
–Чего? – растерянно спрашивает девчонка.
Нахалка наверняка решит, что ослышалась. Разве способна учительница назвать ученицу сукой? Конечно, нет. Вероятно, она поблагодарила за комплимент, а «спасибо» по чистой случайности прозвучало, как совсем другое слово.
Я, не оборачиваясь, прибавляю шаг. Отыскав учительскую, вхожу туда и с облегчением закрываю за собой дверь. Вообще-то мне не понравилось оскорблять незнакомого человека. Не понимаю, почему некоторые люди находят это занятие таким увлекательным?
Роб Таггарт явно взволнован. Говорит он чересчур быстро, в результате чего язык у него не поспевает за мыслями, а те, в свою очередь, путаются и никак не облекаются в нужные слова. Разговаривая, Роб постоянно зажмуривает глаза, а когда не зажмуривает, моргает так быстро, словно у него страшнейший нервный тик.
Лицо у Роба худое и бледное. Он одет в голубую рубашку и серые брюки. На носу очки в металлической оправе. Не исключено, что дорогие, от хорошего дизайнера, но особого толку от этого нет, и Роб все равно выглядит не очень привлекательным. Волосы у него тусклые и жидкие. Вообще складывается
