Мистер Джеффрис размышлял над тем, стоит ли ему передавать этот разговор полиции. Они определенно говорили об убийстве. Как медик он отказался от этой идеи. От любого типа насилия ему становилось дурно.
– Пройдите и подождите здесь, пожалуйста, – сказала медсестра.
Двое амбалов переминались с ноги на ногу. Щурились.
– Пойдемте, пойдемте скорее, или вам придется пройти и посидеть в комнате ожидания.
В первый раз мистер Джеффрис должным образом разглядел доктора и медсестру, которые занимались раненым мужчиной. Медсестра была худенькой и маленькой, кожа да кости под халатом. Ее волосы были собраны в маленький пучок, а на губах не было помады. Часы казались неестественно большими на тонком запястье. На вид она весила не больше пылинки и была далеко не импозантна. Амбалы возвышались над ней и, к его удивлению, делали в точности то, что она говорила. Может, на них так подействовало присутствие охранника, сидящего в дальнем углу комнаты, но ему так не казалось. Трудно понять, почему они так ей подчиняются. Он ожидал бранных слов и угрозы физического насилия. Непристойных предложений сексуального характера. А они были почти что смиренны.
– Он ранен? – спросил доктор.
Доктор-азиат. Где-то под тридцать. Осматривал пациента. Мистер Джеффрис посмотрел еще внимательней и попытался увидеть еще что-нибудь, кроме крови и коротко остриженных волос. Трудно было выявить характерные черты. Через лицо пролегала глубокая и отвратительная рана. Казалось, медсестра вела себя дружелюбно по отношению к раненому, улыбалась и кивала. Он не слышал, что она ему говорила. Они разговаривали спокойно. Двое амбалов прислонились к стенам напротив, хотя он сомневался, что они не могут удерживаться на ногах. Это было больше похоже на демонстрацию наглости. Если так, этого никто не заметил. Низкорослый бульдог смотрит в пространство, его мозги промаринованы алкоголем. Молокосос с буквами YSL на майке некоторое время безучастно оглядывается, потом таращится на своего раненого приятеля, затем на доктора и медсестру. Мистер Джеффрис следовал за его взглядом, но это было весьма непросто. Казалось, он уставился на ягодицы медсестры. Мистеру Джеффрису было противно думать о том, что происходит в голове амбала. Казалось, он знал этих мужчин. Понимал их. Даже больше, чем Рональда Доуза.
Доуз по сути олицетворял прошлое. Индустриальная эра второсортной политики. Он жил в серьезные времена, но эти времена ушли. Запад уже стабилизировался и большими шагами идет вперед. Британия теперь сформирована и менее расточительна. Организованное сопротивление далее невозможно. Он знал, что Доуз был активным участником движения профсоюзов, и хотя профсоюзы разогнали уже более десяти лет назад, Доуз все еще полагал, что эти мужчины и женщины будут иметь шанс отстоять свои права. Профсоюзы вынудили нацию встать на колени. Конечно, он уважал права каждого мужчины и каждой женщины на собственное мнение. Они жили в демократическом обществе, и право личности было основополагающим. Но эта демократия должна быть чтима как левыми, так и правыми.
Естественно, в движении профсоюзов Доуз был второстепенным лицом. Несущественным. Без сомнения, многие, очень многие работали только для того, чтобы насладиться жизнью на пенсии. Государство выполняло свой минимум – снабжало их пенсией, но тем не менее протягивать руку помощи нуждающимся было делом тех, кто его окружал. Заботился ли он, например, о том, чтобы вложить в пенсионные фонды частные инвестиции? Теперь ожидания изменились. Что-то из прошлого умерло вместе с мистером Доузом. Он печалился о личностях, потому что считал личностями всех людей. Видимо, думал, что государство – это нянька.
Если Доуз олицетворял собой прошлое, то эти амбалы, стоящие перед мистером Джеффрисом, – настоящее. Их отпрыски будут представлять будущее. Толпа без культуры, потребители, которым плевать на своих сограждан. Никогда не жили хорошо, всю жизнь бьются в асфальтовых битвах. Потребляют запрещенные наркотики и выгоняют на панель беззащитных женщин. Это прямой результат многих лет недисциплинированного либерализма. Это тип таких безмозглых хулиганов, которые сбросили бы мистера Доуза с тротуара прямо в водосточный желоб. Они бы не заметили его боли, не подумали бы о том, что он одинок и нелюбим. Что за способ жить?
Странным образом такие амбалы демонстрируют естественную деградацию, начавшуюся с профсоюзного движения, хотя они живут во времена политической апатии. Они были толпой, да, но весьма опасной и организованной толпой. Он снова подумал о том документальном фильме, в котором показывались подробности использования приборов наблюдения для предотвращения уличных преступлений. Эти мужчины, несомненно, собираются в футбольные команды и организуют стычки посредством мобильных телефонов и Интернета. Профсоюзные амбалы выбирали путь насилия и дрались с полицией, которая просто пыталась исполнить волю народа. Сегодня организованные банды будут драться против чего угодно. Наркотики – источник дохода.
Такой вердикт мистера Джеффриса, естественно, не распространялся на развитие общества в целом, но как личность он имел свою определенную точку зрения. Его интересы сводились к упорядочиванию качества лечения в больнице. Бессмысленные конфронтации, такие, как вот эта, стоили больнице многого. Это элементарно чистые убытки. Если бы только они могли себя контролировать.
Дело не только в амбалах, еще и наркоманы, проститутки, алкоголики и курильщики. Каждый должен нести ответственность за свои действия. Он ни в коем случае не придерживался реакционных взглядов. Фактически, он очень далек от них. Суть его работы в том, что он имеет дело с этими реалиями. Например, он не испытывал ничего кроме сочувствия к жертвам СПИДа. Очень много людей презрительно относятся к больным СПИДом. Конечно, если бы только люди могли контролировать свое сексуальное поведение, правильно пользоваться шприцами, тогда проблема бы исчезла. Но по каким-то причинам они не могут этого сделать. Это было печально, но это не значило, что он ненавидит гомосексуалистов и зависимых от наркотиков. Люди воюют сами против себя. Паранойя и истерия. Он этого не понимал.
– Нет, его покоцали, его заштопают за минуту, – сказал бульдог в свой мобильный телефон.
Мистер Джеффрис скользнул взглядом по доктору и медсестре. Рядом с доктором лежал пустой шприц. Хотел бы он знать, употребляет ли сам пострадавший наркотики. Он не мог сказать. Эти люди сливаются воедино. Страшно признаться, но он устал. Работал весь день.
– У тебя все нормально, Чарли? – прокричал бульдог.
У мужчины, казалось, было сотрясение мозга. Он просто кивнул. Теперь медсестра обняла его рукой за плечо. В ее взгляде не было неодобрения. Она легко с ним обращалась, а он, казалось, отвечал тем же. С ее стороны это было явной попыткой предупредить любую скрытую агрессию. Она пыталась обнадежить мужчину, помочь ему оправиться от ранений, зеркальное отражение медсестры Джеймс и ее привязанности к мистеру Доузу. До тех пор, пока это не превратилось в серьезную привязанность. Он рассмотрел медсестру более внимательно и не смог найти личного мотива такого отношения к пациенту.
– Ему нужно побыть здесь эту ночь. Мы подождем, пока ему наложат швы, и поможем ему оправиться. Это невесело, но доктор сказал, что он выживет. Будет шрам, но могло быть гораздо хуже.
– Дай мне с ним поговорить, – сказал амбал с YSL.
– Держи. Нет, приезжай, если хочешь, но он тормозит, как на кумарах. К тому же ему только что впрыснули. Дело твое, – продолжал бульдог.
Мистер Джеффрис не стал прислушиваться к разговору, так как ничего интересного сказано не было. Он смотрел, как накладывают швы. Два амбала скоро уселись в кресла. В молчании. Устали, скорее всего. Медсестра была занята перевязкой пострадавшего мужчины, когда внесли женщину с сердечным приступом. Доктор подошел к ней, и амбалы испуганно посмотрели в их сторону. Казалось, они расстроились, глядя на лица женщины и ее паникующего мужа. Мужчине и его жене было около шестидесяти, женщина завернута в одеяло.
Мистер Джеффрис направился к выходу. На мгновение он занервничал, подумав о бредящем скелете прошлой ночи. Это было самое страшное оскорбление, которое он когда-либо получал на работе. Всегда все было хорошо. Он шел спокойным шагом, и тишина поглотила его. Амбалы были забыты, заперты на видео. Иногда ему казалось, что он может взять пульт управления и промотать эти сцены назад и вперед. Из видеомагнитофона в реальную жизнь и обратно в виртуальную. Он был в курсе случаев, творящихся на скорой, и мог вывести тип людей, которых привозили в больницу. При этом трудно не стать циником. Оставаться начеку. Коридоры были пусты и безопасны, и его раздражение прошло. Он поработает еще час, а затем уедет.
