– Не можно, дамочка!
Лапа сержанта стальным шлагбаумом преградила путь.
– Какая я тебе дамочка, сопляк! – огрызнулась я, с трудом вспоминая количество звезд на своих петлицах. – Я по вашему счету… подполковник!
– А все одно не можно! – парень вздохнул. – Потому как приказ. Бить не буду, а наручники надену!
Сзади послышался резкий голос Бажанова. Кажется, он собирал командиров. Я вновь оглянулась…
– Эра Игнатьевна!
Дверца распахнулась. Дуб! Ухмыляющийся, с автоматом на брюхе – но без каски, в одном подшлемнике.
– Где каска, господин Изюмский? – сурово поинтересовалась я.
Дуб хмыкнул и, отбросив лапу бдительного сержанта, пристроился рядом.
– Сейчас, блин, шерстить начнем! Снаружи вроде тихо, охраны нема. Я все уже узнал! Тут два дома: который новый, там психи, а тот, что Голицыны – для администрации. Как мыслите, где искать надо?
– А что тут еще есть? – осведомилась я.
– Ну… – дуб оглянулся. – Ближе к пруду – церковь, которая бывшая. Дальше – дом поповский, тоже бывший. И село – три дома, старухи живут. Так пойдемте, поглядим!
Я выразительно покосилась на сержанта. Изюмский почесал пальцем лоб, хмыкнул.
– А ты, парень, чего, из блатных? Какая статья?
– Я тебе дам: статья! – сержант резко повернулся.
Веснушки пылали гневом.
– А татуировка? На левой руке?
– Да какая на хрен… Смотри!
Лапа протянулась вперед. Клац! Наручники, которыми грозили мне, защелкнулись на запястьи бдительного сагайдачника. Другую половину дуб пристегнул к дверце.
– Вот так, Эра Игнатьевна! Видели бы вы меня, блин, когда я в операх служил!
Возле машин было пусто. Десяток парней в камуфляже разместился вдоль забора. Еще трое перекрывали ворота.
– Пошли уже! – констатировал Изюмский. – Шерстить пошли! Не успели мы с тобой, блин! Ладно, подождем. Вон она, церковь, сзади!
От церкви уцелели только стены – краснокирпичные, массивные. Вокруг лежал нетронутый снег. Внезапно подумалось, что здесь очень красиво. Лес, старый помещичий дом, пруд. Быть может, при Голицыне в нем лебеди плавали. Да… За стены родные, за сень милых кленов, за старый родной и порушенный дом…
Резкий гудок заставил обернуться – из-за ограды выруливал автобус. Древний ЗиЛ, таких в городе и не встретишь.
– Ах, ты! – дуб вполголоса чертыхнулся и бросился вперед. За ним поспешили трое сагайдачников. Снова гудок – в нем слышалось явно недоумение. Автобус затормозил, водитель выглянул наружу, склонился к подбежавшему Изюмскому. Внезапно послышался вопль – испуганный вопль десятков голосов. Кричал автобус – дружно, протяжно. Дуб отскочил, что-то сказал курсантам. Один из них, козырнув, стал рядом с дверью водителя. Изюмский повернул обратно.
– Психи! – сообщил он не без некоторого удовлетворения. – Настоящие! Их в Дергачи возили – развлекаться, блин! Слыхала, как завыли, когда стволы увидели?!
Крик стал тише и понемногу заглох. Я невольно пожалела несчастных. Ничего себе развлечение получилось! Ехали домой, мечтали об ужине…
– Ах, вот ты где, Гизело!
Видать, стареть стала. Опять не услышала – а ведь должна была! Особенно, когда такой медведь заходит сзади.
– Шутите, значит? Водителя стреножили?
Брови заместителя мэра были сурово сдвинуты. Я храбро парировала гневный взгляд, усмехнулась:
– Кадры подбирать надо лучше!
Веснушчатый сержант топтался поодаль, делая вид, что не смотрит в мою сторону.
– Кадры! – Бажанов явно хотел сплюнуть, но сдержался. – В общем, так, Гизело! В первом корпусе – больные. Тревожить не стали – пробежались только. Во втором – пусто. Директор уехал, завхоз уехал. Там какие-то лаборатории, посмотреть надо. А в целом, ни хрена! Я ребят послал к складу, это бывший винный погреб… Слушай, а может, тебя надули, а?
Ответить я не успела – по ушам словно палкой ударили. Раз, еще раз…
– Ложись! Ложись! К забору!
Теперь стреляли очередями. Кто-то явно не жалел патронов.
И, словно в ответ, вновь послышался знакомый вой. Но на этот раз он доносился не только из автобуса. Кричали в доме, спрятанном за высоким кирпичным забором. На миг стало жутко. Так, наверное, воют в аду.
