Роланд — закоренелый арестант
Совсем недавно встречаю я в кабаке Роланда. Он входит и тут же заказывает пинту пива с таким видом, будто в местах не столь отдаленных никогда и не бывал. Так вот, значит, появляется он, получает пинту пива и, увидев меня, идет к моему столику.
— Здорово, Бекс! Как поживаешь?
— Черт возьми, кто тебя выпустил? — смеюсь я.
— Я сбежал, вырыл подземный ход. Если кто-нибудь станет спрашивать, то ты меня не видел, лады? — отвечает он и садится рядом.
Естественно, мы оба шутим. Всем, кто знает Роланда, известно, что улизнуть он никогда ни от чего не может, что, даже если все тарелки будут разбиты, ему не избежать мытья посуды. Я интересуюсь, когда он вернулся.
— В прошлую среду. Живу опять со своей прежней подругой.
— Да что ты? И она тебя приняла? — спрашиваю я.
— Конечно. Сам знаешь, как это бывает.
— Знаю-знаю.
— М-да.
— Ну и?.. Все прошло нормально?
— Вполне. Были в моей жизни и гораздо более ужасные времена.
Я чешу затылок, а он рассматривает игральный автомат.
— Понимаю, — говорю я.
— А ты как? В порядке? — спрашивает Роланд.
— В полном. Жаловаться не на что, правда, не на что. Вернее, иногда я, конечно, жалуюсь, но это так, от нефиг делать.
Некоторое время мы оба добродушно хихикаем, потом Роланд чешет голову, а я смотрю на игральный автомат.
— Так и встречаешься с той девчонкой, с Мэл? — любопытствует он.
— Да, так и встречаюсь.
— Хороша телочка, хороша.
Теперь мы оба чешем затылки и рассеянными взглядами смотрим на игральный автомат.
— Гм-м… да-а… Гм-м…
С несколько минут мы задаем друг другу вопросы о семьях и просим передать приветы тому-то и тому-то, потом болтаем о погоде, а в сущности, разговариваем ни о чем. Беседа не клеится, ведь мы не виделись два года. Приходится как будто выдавливать из себя слова, постоянно напрягать мозги, чтобы чем-то заполнять проклятые длинные паузы, и все это вовсе не потому, что мы друг друга не терпим, и не потому, что нам не о чем поговорить, просто так выходит. Я вообще пришел сюда только затем, чтобы попить пива и прочитать газету.
— А на первой странице что? — спрашивает Роланд.
Я переворачиваю пару листов, он пробегает глазами по строчкам статьи о жене какого-то фермера, родившей рыбу, и восклицает:
— Чтоб мне провалиться!
— Гм… М-да…
Роланд выглядывает из окна, осматривает посетителей кабака и делает глоток пива.
— Чем планируешь заняться? — спрашиваю я.
— Служба пробации заставила меня пройти чертов курс «расширь свои возможности получения достойной работы» при колледже.
— А-а…
— Представь себе.
— И как тебе этот курс?
— Чушь собачья.
Я удивился бы, если бы Роланд сказал что-нибудь вроде «мне курс нравится, и девочки там обалденные», но ничего подобного я и не услышал.
Он смотрит на меня, медленно кивает и еще раз говорит:
— Хрень собачья.
Проходит еще немного времени.
— Сыграем партию в пул? — предлагает наконец Роланд. Я соглашаюсь, прикидывая, что в противном случае буду вынужден вынести еще полчаса подобной пытки.
— Давно ты вернулся? — еще раз спрашиваю я, складывая треугольником шары.
— В среду. Ага, в среду. Утром выпустили.
— Да? Классный для тебя был денек, верно?
— Угу.
— М-да, — бормочу я, разбивая треугольник.
Не понимаю, что происходит. Вот если бы вместо Роланда сюда пришел Олли, то с ним мы наверняка о многом поболтали бы, посмеялись, несмотря на то, что я намеревался прочитать газету. С Роландом все по-другому. Я чувствую какое-то напряжение, потому что долго с ним не общался, но сознаю, что должен порасспрашивать его о приключениях в тюрьме, сделать вид, будто рад его возвращению.
Но все это я уже проделывал, когда он вернулся в прошлый, и в позапрошлый, и в позапозапрошлый раз. Не думаю, что его нынешний рассказ был бы отличен от предыдущих, и, признаюсь, даже самый первый из них не особенно меня заинтересовал.
А если говорить начистоту, все дело в том, что мне до судьбы Роланда нет дела. Никакого. Абсолютно никакого.
Не сказал бы, что я нахожу его занудой или идиотом, он довольно нормальный парень. Просто я не могу заставить себя относиться к нему иначе, вот и все. Я рад, что его выпустили, что он вернулся в наш город, серьезно, искренне рад. Просто мне кажется, что если бы, допустим, сейчас кто-нибудь толкнул его, и кий проткнул бы ему сердце, я вряд ли сильно расстроился бы. По большому счету мне на Роланда наплевать. Ему на меня — скорее всего тоже.
Понимаете, весь фокус в том, что мы имели несчастье учиться в одной и той же школе, в одном классе и с самого детства, оказываясь один на один, общаемся именно таким образом. Так было, есть и будет всегда.
— В среду, говоришь? — спрашиваю я.
— Ага, в прошлую среду.
На протяжении нескольких минут мы играем молча, готовясь к каждому удару чересчур подолгу, как два придурка. Время от времени то он, то я нарушаем молчание возгласами «промазал», или «отлично», или «вот, черт!» и глупо друг другу улыбаемся.
Я подумываю, не поинтересоваться ли, как его арестовывали, но сию историю пару раз я уже слышал от приятелей, поэтому так ни о чем и не спрашиваю.
Вдруг я вспоминаю, что ни об одном аресте Роланда мне никогда не рассказывал он сам, постоянно кто-нибудь другой. Наверное, Роланд относится к той категории людей, о которых я люблю беседовать в их отсутствие. Я отмечаю про себя, что не отказался бы послушать о его приключениях от него самого, но тут же отказываюсь от затеи просить его поделиться со мной своими впечатлениями, решая, что так же забавно, как другие парни, о своем аресте он все равно не расскажет.
Роланд тоже грабитель, но далеко не лучший. Его арестовывали чаще, чем случаются вспышки венерических заболеваний в публичных домах. А все по одной-единственной причине — он беспросветный тупица. Попадался каждый раз только по собственной глупости и неосторожности.
Обворовывая дома, этот болван случайно ронял и оставлял в них то членский билет бильярдного клуба, то паспорт, то свидетельство о рождении или какие-то другие документы. Зачем он брал их с собой на дело, я никак не могу понять, честное слово, но в этом весь Роланд, что поделать. Тупица, я же говорю.
А однажды они с Парки перевернули весь дом вверх дном, потому что наткнулись на шкафчик,
