тайны. — Уильямс промолчал, и она рассмеялась: Тебе-то следует знать, что я не питаю слабости к военным. А подбирать записки из голубиного помета под статуями — слишком грязно.
— И все же ЦРУ может быть причастно к этому, — сказал Уильямс.
Стефани поглядела на него.
— Джордж, тебе не приходило в голову самое простое объяснение?
— Какое?
— У многих еще не утих гнев из-за убийства Кеннеди. Таких людей миллионы. Они считают, что после его смерти страна катится под уклон.
— Поэтому один из них выбирает наугад шесть фамилий и в отместку убивает этих людей?
Стефани задумалась.
— Вот этого я не понимаю. Даже если это душевнобольной приверженец Кеннеди, с какой стати ему выбирать меня? Ведь я тоже привержена Кеннеди до сих пор. Из-за этого надо мной даже посмеиваются. Но я говорю: «Чего смеяться? Что было у нас после Кеннеди? Линдон Джонсон… Никсон с „Уотергейтом“. При Кеннеди казалось, что ради этой страны стоит трудиться. После Джонсона и Никсона краснеешь, видя звездно-полосатый флаг».
— Может, ты знала автора письма в те дни. Ему тогда было, как мне кажется, лет восемнадцать.
— Мой ровесник, — сказала Стефани. — Вряд ли. Я почти не встречалась с восемнадцатилетними. Джордж, сколько было тебе, когда мы встретились?
— Двадцать три.
— Ты влюбился в меня в первый же вечер, правда?
Уильямс промолчал.
— Можешь не отвечать, — сказала она. — Я тоже влюбилась в тебя.
— И показала это странным образом, — заметил Уильямс.
11
В 1963 году Уильямс и двое его друзей-юристов снимали в Джорджтауне особняк колониальной постройки с белыми ставнями и газовым фонарем у парадной двери.
Джордж Вашингтон не ночевал в этом особняке, но друзья Уильямса с лихвой возместили это смазливыми выпускницами вассаровского и редклиффского колледжей, наехавшими в Вашингтон при Кеннеди.
Уильямс почти всегда укладывался в постель с какой-нибудь книгой по правовым вопросам, и оба друга считали его несовременным — до той ночи, когда он сошелся с самой необузданной девицей в городе. Однажды вечером распахнулась дверь, в комнату влетела восемнадцатилетняя красавица с распущенными черными волосами и сказала, что за ней гонятся. Из живших в особняке знал Стефани только Эв Коллинз, явно неспособный выйти и сразиться с одним из ее распаленных любовников. Уильямс вызвался заменить его.
Над джорджтаунскими кварталами времен войны за независимость высоко сияла желтая луна… но на улице было тихо… совсем тихо.
— Где он? — спросил Уильямс.
— За своей машиной, — ответила Стефани. — Никак не могу от него отделаться.
— Почему он преследует тебя? — спросил Уильямс, когда они шли по улице, но Стефани ответила лишь:
— Я ему нравлюсь.
Автомобиль этого человека стоял на противоположной стороне улицы; Уильямс подошел и обнаружил бледного приземистого мужчину тридцати с лишним лет, курившего сигарету. Сказал ему:
— Боюсь, что вы докучаете этой девушке.
Мужчина засмеялся коротким, лающим смехом.
— Вот что, Билли, — сказала Стефани, — перестань таскаться за мной. Меня это пугает.
— Да, — сказал он с удивительным спокойствием. — И меня тоже.
— Ладно… перестань!
— Не могу, — ответил он.
И тут Стефани совершила удивительный поступок. Она крепко поцеловала его. Он обнял ее, и они прижались друг к другу. Видя это, Уильямс извинился и вернулся в дом.
Но через несколько минут раздался стук в дверь, и когда Уильямс открыл, там была Стефани.
— Ты спас меня, — сказала она.
Уильямс невольно заметил, что таких красивых глаз, как у нее, он еще не видел.
Она вошла и, словно у себя дома, свернулась клубком в кресле, обтянутом красным бархатом. Эв Коллинз, варивший на кухне кофе, спросил:
— Что там такое?
— Этот человек… он женат, я однажды легла с ним в постель, и он счел это… связью! Наверно, ему кажется, что влюбился. Торчит по ночам у дома и глядит на мое окно. Я не знаю, как от него отделаться.
— Это был странный способ, — сказал Уильямс.
— Это был единственный способ, — возразила Стефани. — Черт, при нем я чувствовала себя… дурочкой.
Уильямс с Коллинзом засмеялись, и в тот же вечер после дорогого ужина в «Жокей-клубе» разорительного для Уильямса (то, что он видел там Бобби Кеннеди, своего начальника, вошедшего кошачьей походкой, застенчиво улыбаясь, с судьей Байроном Уайтом, прозванным «Волшебник», несколько утешило его), Стефани заявила ему, что родители ее в Швейцарии и, если он не против, она хотела бы остаться с ним на ночь…
Однако наутро, когда он спросил, увидятся ли они снова, Стефани сказала «нет», потому что она не ханжа.
12
— Что ты имела под этим в виду? — спросил Уильямс.
Стефани рассмеялась.
— Я боялась тебя, — сказала она. — Ты смущал меня, и я хотела причинить тебе боль. Но причинила только себе — как всегда.
Уильямс улыбнулся, потом сказал:
— Стефани, убийца сейчас может находиться за дверью. Карсон был убит почти у меня на глазах. Так что, если хочешь романтических воспоминаний о романтическом прошлом, подожди, пока мы его не схватим.
— Ты ничего не понимаешь, — сказала Стефани. — Именно к этому я и веду. Мне то время вспоминается как лучшее в жизни. И тебе. Признайся.
— Ну и что?
— Может, и убийце тоже. Все идет оттуда, Джордж, поверь мне. Забудь о ЦРУ. Держу пари, что остальные не имели ничего общего со шпионством.
Каждое ее слово наводило на размышления, потому что могло оказаться истиной. Он мог пойти по ложному следу, напрасно тратя время и энергию на поиски «зеленых беретов» и агентов ЦРУ. Но Болтон служил в «беретах». Поэтому и взял имя Джо Маркони, человека из того же отряда. Однако угроза была адресована шести людям Кеннеди, не имевшим отношения к Вьетнаму.
