Боб служил с Джеком Кеннеди на островах Рассела в эскадре торпедных катеров, а потом не видел его много лет. Помощник боцмана из бедной бруклинской семьи не общается на гражданке с людьми вроде Кеннеди. Но все же от него пришла телеграмма, а Боб как раз отчаянно искал работу.
Он стал сотрудником президентской программы физического развития и даже ездил в Москву разрабатывать совместную программу. Он, Роберт Уорнки, парень с Канарси-стрит, — в Москву!
Но он прекрасно поработал над этой программой — это признали все, — и Джек стал давать ему другие мелкие поручения, иногда даже политического характера. Боб старался держаться в тени, подальше от господ Шлезингера, Сорнсона, Макнамары и прочих. Однако всякий раз, когда Джеку хотелось припомнить прежние дни на флоте, он приглашал Боба, и они весело сидели за кофе в Овальном кабинете.
Потом однажды все это оборвалось — так внезапно, что Боб в полной мере не осознал случившегося, ему и теперь до конца не верилось, что молодой президент с холодной усмешкой уже никогда не вызовет его из Вашингтона.
И потом все покатилось под гору. Благодаря связям в Вашингтоне Боб устроился вторым тренером в один из лучших колледжей, к большому неудовольствию главного тренера. А потом подлая шутка судьбы отдала Боба ему в руки. Один парень, разозлясь, что Боб перевел его в защиту, хотя и знал, что у него не было никаких нарушений, решил свести счеты.
Боба внезапно вызвал главный тренер. Оказалось, парень заявил, будто Боб приставал к нему в раздевалке. Он, Роберт Уорнки, добропорядочный американец!
Обвинение было настолько подлым и низким, что Уорнки не верил своим ушам.
Но его отрицания ни к чему не привели. Тренер сказал Бобу, что «инцидент» не будет предан гласности, но ему придется к концу сезона подыскать другое место.
Из-за этой клеветы Бобу не удалось больше устроиться в колледж. И теперь он работал в какой-то средней школе за гроши. Это после Овального кабинета в Белом доме. Черт, он совсем забыл про игру. Он даже не видел ее. Слезы застилали ему глаза, и ребята смотрели на него с центра поля.
ТОМАС МЕДУИК
Из досье ФБР
«Т-46782, совершенно надежный осведомитель, сообщает, что Томас Медуик, конгрессмен от 14-го избирательного округа, штат Пенсильвания, получил наличными взнос на предвыборную кампанию от Энтони Капуто, вице-президента филадельфийского профсоюза электриков. Осведомитель наблюдал передачу денег из автомобиля, стоящего перед мотелем „Белк Травел Лодж“ на шоссе № 40 возле Честера, штат Пенсильвания. Сумма неизвестна. В финансовом отчете Медуика взнос профсоюза электриков не указан».
12
Конгрессмен Томас Медуик открыл нижний ящик стола, достал оттуда бутылку виски, а с подноса на соседнем столике взял стакан и налил. Ему нужно было успокоиться.
Этот толстомордый шпик Джека Андерсона опять следит за ним. Один из его юристов дважды приезжал к сенатору Мерроу, и он знал, зачем. Но дознался ли Андерсон?
Мерроу сказал, что ничего не говорил ему.
Медуик был коренастым, широкоплечим, чуть близоруким, толстые линзы очков превращали его глаза в две голубые луны. Сейчас взгляд их был устремлен в потолок. Откинувшись назад вместе со стулом, он думал: господи, всему конец!
Из-за одной ошибки загублена вся карьера. Если Андерсон глубоко копнул это дело с «Интернейшнл дайнемикс»…
Раздался стук в дверь, и вошла симпатичная седоволосая секретарша.
— Вот документы, которые вам требовались, — сказала она, кладя перед ним на стол высокую стопку папок. И пошутила: — Машина для их уничтожения вам не нужна?
Медуик кисло улыбнулся, и она, немного смутясь, вышла. Но через минуту вернулась.
— Совсем забыла. Вам телеграмма.
Медуик прочел телеграмму, и сердце у него заколотилось. Министерство юстиции!
Он сказал секретарше, что будет у сенатора Мерроу, и зашагал просторным, гулким коридором канцелярии Белого дома мимо бюстов государственных деятелей, обходя туристов, идущих «заглянуть» к своим представителям, на ходу улыбнулся конгрессмену Дейву Гарту из Нью-Йорка и спустился в маленькую станцию метро, где сел на поезд до Сената.
Сенатор Мерроу был республиканцем из Техаса, одним из наследников состояния фирмы «Киндер Ойл». Очевидно, самым богатым из сенаторов после Керра из Оклахомы. Он «пригрел» Медуика, едва его избрали в конгресс. И втянул в неприятную историю с «Интернейшнл дайнемикс».
Медуик вошел в небольшую приемную, где в это время блондинка с техасским выговором болтала по телефону.
— Послушай, — говорила она, — я знаю, что он женат… — и, увидев Медуика, оборвала разговор: — Позвоню вечером, — сказала она, положила трубку и улыбнулась. — Привет, мистер Медуик. Сенатор ждет вас.
Сердце Медуика учащенно забилось. Ну и денек выдался! Почему сенатор ждет его?
Неужели тоже получил телеграмму из министерства юстиции?
Медуик прошел за стеклянную перегородку, где сидели помощники и симпатичные секретарши — в этой конторе не было участниц движения за освобождение женщин, — и улыбнулся тем, кто узнал его. Дверь в кабинет Мерроу была приоткрыта, он распахнул ее до отказа и вошел в комнату с высоким потолком, украшенную портретом генерала Вашингтона и техасским флагом на стене позади стола. Спереди к столу привалился мускулистый Мерроу, он был без пиджака, доедал бутерброд с пастрами[4] и при этом диктовал секретарше.
— Назначь на одиннадцатое, — сказал он ей. — Хьюстон на одиннадцатое. — И помахал недоеденным бутербродом Медуику. — Евреи делают кое-что хорошее.
Медуик сел.
— Пастрами разве еврейская?
— Я получаю ее из кошерной лавки, — сказал Мерроу. — И, заказывая ее, всякий раз склоняюсь на сторону Израиля. Слава богу, ем я не все время. Я растерял бы своих избирателей.
— Еще что-нибудь? — спросила секретарша.
— Нужно придумать отговорку, — сказал сенатор. — Какую угодно, а то эта дура Ливермор будет ждать меня на ночь. Давай попробуем вот что. Вечером одиннадцатого я должен быть в Далласе на конференции по… по… — Он повернулся к Медуику. — Придумай, по чему.
— По охране окружающей среды?
— Прекрасно. На конференции по охране окружающей среды. «Я очень огорчен этим, потому что всегда высоко ценил гостеприимство дома Ливерморов и с нетерпением дожидался его. С наилучшими пожеланиями и т. д.».
Секретарша закрыла блокнот и вышла за перегородку.
— Отличные ножки у этой девочки, — сказал веселый сенатор.
Медуик поражался Мерроу. Этот человек вечно бурлил весельем. Все прочие богачи, каких знал Медуик, были хмурыми, постоянно озабоченными, подозрительными и ненадежными. Но Мерроу неизменно пребывал в прекрасном настроении, заражая им окружающих.
Сенатор вернулся к своему вращающемуся креслу за столом, плюхнулся в него и положил ноги на какие-то документы.
— Эль прико[5] опять был здесь.
