Вот вам пример. Один знакомый фотограф каждую новую девушку спрашивал об одном и том же. Готова ли она работать в паре с другой девушкой? Большинство соглашалось — что ж, прекрасно. Тогда фотограф спрашивал: а как насчет мальчика? Большинство не возражало и против этого. Он брал камеру, вынимал член и говорил: «Тогда вперед!»
Если девушка артачилась, он объяснял ей, что «не собирается транжирить деньги на гримершу, мужчину, студию. Не стоит заниматься всем этим ради необкатанной модели, которая при виде эрегированного члена готова описаться от страха. Так что давай, милая, открой-ка пасть и засунь туда вот это». И — алле-гоп! — ему немедленно делают минет. И так с каждой моделью. Во дает!.. И он не одинок. Многие фотографы, с которыми мне доводилось работать, также старались взять от жизни все. И винить их не в чем.
Женщины, добиваясь чего-либо, всегда пользовались своим телом, а мужики ради доступа к этому телу тоже не гнушались ничем. Таков естественный ход событий. Так было у пещерных людей, так оно останется и впредь — разве что на смену нам придут гермафродиты. Защитники и защитницы политкорректности не хотят этого признавать. Они возомнили, что в наших желаниях и устремлениях все мы одинаковы, но скажите мне: когда в последний раз хоть кому-нибудь из них удалось перепихнуться? Бабы-то не против: им так проще удерживать парней на коротком поводке. А поборники женских прав им подыгрывают (в расчете на награду). Спорить тут не с чем. Вас интересуют мои успехи на этом поприще? Меня всю жизнь посылали куда подальше, не находя во мне ничего интересного.
Впрочем, пару раз я удостоился предложения: модели предлагали себя на блюдечке с голубой каемочкой, и я отказывался. «Что?! — скажете вы. — Ты шутишь? Хватит заливать!» Не-а. Не шучу. Я все объясню, а если вам покажется, что вы бы на моем месте повели себя иначе, — обязательно расскажите мне.
Помните слова, которыми Говард проводил Зою и Скотта? Примерно такое предложение я и имею в виду. Ключевое слово — «мы». Дело было несколькими неделями позже, на очередной съемке у Говарда, во время которой Клэр ясно намекнула мне насчет «блюдечка».
Она регулярно снималась в этой студии. Видеть ее раздетой было наивысшим из доступных простому смертному наслаждений. Так вот, сигналы от нее начали поступать сразу. Это были то задержавшийся взгляд, то двусмысленное замечание, однако я приписывал их недавнему веселью и вину, которое лилось рекой. По мере продвижения съемки пропускать ее намеки мимо ушей становилось все труднее.
— Вынь-ка его, Годфри, дай посмотреть! Давай, покажи нам свой член!
Я уже минут пять как перестал читать между строк. Клэр лежала на кровати и играла с фаллоимитаторами, собранными нами для рождественского номера (на ней была шапочка Санта-Клауса), и так увлекалась, что мы с Говардом то и дело просили ее вынуть эту штуку, так как «Блинг» не имел права показывать собственно введение члена. В общем, Клэр была в самом игривом расположении духа и каждый раз, когда Говард менял пленку в фотоаппарате, всячески мне это демонстрировала: мурлыкала как последняя кошка и удерживала мой взгляд до тех пор, пока я не отворачивался сам (что я делал не так уж часто).
— О-о, вот этот мне нравится, с ним так приятно… Скажи, Годфри, а у тебя примерно такого же размера, или тебе придется трахнуть меня в задницу, чтобы я почувствовала хоть что-нибудь?
«Парень, скажи как есть, что тебе мешает?»
— Э… Ладно, я… не знаю толком. Я… ха-ха-ха… Еще бокальчик?
— М-м-м… Да-а… В горле у меня слегка пересохло… А может, у тебя найдется что-нибудь получше?.. — спросила Клэр и засунула в рот искусственный член.
Она шумно его сосала и делала недвусмысленное «вверх-вниз» (хотя возможно ли такое вообще — «двусмысленно сосать член»?). И так два часа, без перерыва. В конце концов Говард, нагнувшись, сказал:
— Ты ей нравишься.
И показал пальцем на Клэр.
— А у тебя есть девушка, Годфри? — спросила она.
— Нет, у меня сейчас пересменка, — ответил я ей.
— Что-что? Как у Йоссера Хьюза[9] с его работами? — откликнулся Говард.
Минут десять мы объясняли Клэр, кто такой был этот Йоссер Хьюз, после чего разговор вернулся в свое русло. Она поинтересовалась:
— Плохо, наверное, без девушки-то? Как же ты один управляешься? Дрочишь, наверное, целыми днями?
— Целыми днями не получается. Я еще и на работу иногда хожу.
— А ты когда-нибудь пользовался моими фотографиями?
— Нет… Боюсь, что твоими еще нет… — начал я извиняться и тут же решил, что теперь обязательно воспользуюсь.
— Ах, ты меня обидел! Ты сделал мне больно! — жеманничала Клэр.
Я поклялся, что исправлюсь, как только доберусь до дома, и она сразу повеселела.
— Зачем ждать? — спросила она и в качестве подсказки страстно набросилась на себя с одной из тех пластиковых игрушек наперевес.
Силы мои были на исходе. Со стороны это может казаться веселой, хотя и нескромной болтовней, однако я словно в аду горел. Представьте себе до одурения красивую двадцатидвухлетнюю девку, от бесстыдства которой просто дух захватывало, и она из кожи вон лезет, стараясь вас завлечь, а вы не имеете права вообще ни на что. Да-да, ни на что. Ведь вы — профессионал, вы на работе. Стюарт послал меня сюда с определенным заданием, и я отвечал за то, чтобы фотографии, необходимые для очередного номера, были сняты. Не мог же я, тряся елдой, ворваться в кадр и сказать Говарду, чтоб пошел погулял, пока мы тут немножко того… попрыгаем с этой девушкой, день которой обходится ему в двести пятьдесят фунтов стерлингов.
Конечно, нет. О таком поступке в офисе узнают еще до моего прихода, и перед кем я тогда буду самодовольно, сыто улыбаться? Перед закрытой дверью, вот перед кем. Я был наслышан о моих неудачливых предшественниках, которые, не проявив перед лицом соблазна выдержки, по возвращении в офис находили на столе соответствующее уведомление. Людям нравится верить, что наша работа напоминает дежурство на древнеримской оргии, хотя единственное сходство современной порноиндустрии с теми давними временами — это сирены, послушавшись которых вы разобьетесь о рифы. Впрочем, те дамы, насколько я помню, были гречанками. Какая разница? Чрезмерная точность в параллелях только вредит. Так вот руководство «Мунлайт паблишинг» дало на этот счет четкие инструкции: тебя наняли в качестве работника, так что держи штаны застегнутыми и не ссорь нас с правосудием. «Хочешь потрахаться с моделями? — говорил глава компании в своей ныне знаменитой рождественской речи. — Занимайся этим в свободное от работы время!» Включите смех, пожалуйста.
Конечно, если вам повезет и вы не попадетесь… Но я, глядя на Говарда, который осторожностью смахивал на котов, рыщущих за окном моей квартиры, решил не рисковать.
Вернемся в студию. Прошло еще полчаса. Мы успели поставить Клэр во все возможные позы, дали ей перепробовать все фаллоимитаторы и обнаружили, что отсняли уже пять пленок — более чем достаточно. Поэтому я решил, что пора закругляться, и глянул на часы. Пять вечера. Возвращаться в город смысла не было никакого. Чтобы просидеть за столом десять минут? И я решил подарить себе остаток этого дня.
— Какие у тебя сегодня планы? Может, выпьем? — предложил Говард. — Веселье только начинается, — добавил он, показывая на Клэр и бешено двигая бровями.
Намеки его тонкостью не отличались.
— Ага, не уходи, — присоединилась Клэр. — Мы устроим вечеринку… на троих.
Говард убирал камеру и свет. Я увидел, что сейчас нам обоим придется делиться с Клэр своим семенем. Приехали! Дела поворачивались как-то совсем уж нехорошо.
— По правде говоря, я не уверен, что смогу остаться, — начал я, делая большой шаг в сторону двери. — У меня назначена встреча с приятелем, пора бежать.
— Что? — воскликнула Клэр, вскакивая на ноги. — Не будь дураком, останься!
— Да, задержись, давай повеселимся, — убеждал со своей стороны Говард и еще сильнее задвигал
