— Не понимаешь над чем смеешься! Ты следующий! — сказала ему Ребекка.
— Только попробуйте. Останетесь без денег, — ответил Пэдди безмятежно, напоминая им, кто тут главный.
— И я! Отпустите меня или останетесь без денег! — пригрозил я, только мне они не поверили.
— Не слушайте его, он не подписывает чеки. Он даже не работает в «Эйсе», — объяснила им Клэр, а девушки тем временем грубо переворачивали меня на живот.
Казалось, все было потеряно, но тут Андриа слегка передвинулась, и я смог высвободить руку. Пока меня не скрутили вновь, я попытался скинуть с себя Клэр и случайно съездил Натали по физиономии. Та завизжала, откинулась на спину и освободила мою вторую руку. Только я собрался всех их раскидать, как в этом отпала всякая необходимость. Мои линчевательницы, все до единой, бросились к Натали на помощь. Когда они вновь ее усадили, та, схватившись за нос, всхлипывала, а кровь так и хлестала у нее между пальцев.
— Дебил! — орала на меня Ребекка. — Какого хрена ты это сделал?
— Я нечаянно. А то вы меня не отпускали… — ответил я.
— Мы просто играли, тебе не делали ничего плохого, ублюдок ты вонючий! — надрывалась она.
— О-о-о… Бой дос… Кадеца, од бне ебо сло-бал… — всхлипывала Натали.
— Она права. Похоже, он ей действительно сломал нос, — подтвердила Клэр, отведя ее ладонь.
— Ублюдок! — прокричал кто-то.
На этот раз я не разобрал, кто именно, потому что все одиннадцать девушек вопили и визжали так, словно собирались проделать во мне несколько новых анальных отверстий.
— Тебе лучше убраться отсюда, — подталкивал меня к двери Пэдди.
— Сучонок! — кричала другая. — Мой бойфренд тебя убьет!
Интересно, она расскажет ему историю целиком или ограничится тем, что я расквасил физиономию ее подруге? Я уже развернулся, чтобы спросить ее об этом, но тут рядом со мной взорвалась бутылка водки, и нас с Пэдди окатило битым стеклом и алкоголем. Решив к ней присоединиться, несколько девушек схватили собственные метательные снаряды, однако вмешался Говард. Он отбирал у них фаллоимитаторы, банки с пивом и экспонометры, не переставая при этом кричать:
— Уберите его отсюда!
Дверь широко открыли, меня вытолкнули и с грохотом закрыли ее опять. Вдруг мне стало по- настоящему скверно. За что еще и такое? Разве я мог действовать иначе? Или нужно было позволить им отыметь себя в задницу? Позволить им мучить себя и унижать, как тогда Джона? Меня бесило их непонимание: они не видели за собой никакой вины. Очень хотелось пойти в полицию и настучать на них на всех, да что толку? Это будет как в той старой шутке про парня, который еле доковылял до участка и сообщил, что его на пляже изнасиловали две шведские нимфоманки, и тридцать восемь полицейских кинулись расследовать это преступление. Ха-ха-ха. Правда-правда, и дело не только в полиции. Где те присяжные, что посочувствуют мне? Мужики, все поголовно, недоверчиво смотрят и говорят, что у меня лучшая работа в мире. Я не оставляю попыток объясниться, но все, что я могу им сказать — «…нет, ты не понял! Двенадцать красоток распяли меня на полу и пытались заняться со мною любовью против моей воли. Это было ужасно!». Я и сам чувствую себя полным говном, когда произношу это вслух. А женщины… Они всегда — именно всегда — говорят, что изнасиловать мужчину невозможно. Старая песня про то, что «если он не захочет, то у него не встанет». С этим я разобрался выше.
Вот так. Никто мне не верил. А если и верили, то не понимали, чем я недоволен. Иногда я задумываюсь, не чувствуют ли нечто подобное проститутки, когда их насилуют.
А впрочем… Один человек поверил мне и посочувствовал от всей души. Дверь студии распахнулась во второй раз и оттуда, спотыкаясь, вышел Джон. Он двигался с некоторым трудом и выглядел несчастным. Мы пошли к метро.
Он поблагодарил меня за помощь, а я извинился, что не вмешался раньше. Джон сказал, что ничего страшного, только мне легче не стало. Когда мы дошли до станции и уже прощались, Джон заметил кровь на моих костяшках, но то была не моя кровь. Мы смотрели на меленькие царапины от зубов Натали, и Джон наконец сказал:
— Здорово ты ей влепил, приятель!
11. Психи
Всякий раз, когда я рассказывал эту историю, в ответ мне говорили одно и то же. Знаете что? «Ты рехнулся!» Еще бы я не рехнулся! Лично у меня сложилось впечатление, что работа в порноиндустрии открыла мне глаза на сумасшествие как таковое. Никакая ученая степень по психологии не может этого дать. Я не о тех якобы смешных надписях вроде: «Чтобы работать здесь, не обязательно быть сумасшедшим, но безумие сильно облегчает жизнь». Всякие зануды любят вешать такие над рабочим столом. Нет, я говорю о проницательности, благодаря которой любая неадекватность сразу бросается в глаза. Прежде я был к этому совершенно не способен. Люди из системы социального обслуживания населения могут тешить себя надеждой, что знают все о психическом здоровье этой страны. Поверьте мне: только работая в порноиндустрии, можно понять, сколько психованных ублюдков гуляет по улицам!
О письмах я уже упоминал. При всей их дикости они просто смешат. «Почитай!» — говорите вы. И все. Письмо не может сделать вам больно (письма-бомбы, письма с сибирской язвой и боксерские перчатки на пружинах не в счет). Пишущий находится за мили от вас, так что при дефиците времени вы можете швырнуть конверт в мусорную корзину. Однако существуют еще телефонные звонки, или вас могут подождать на улице, или некие посетители будут ошиваться внизу, около секретарши, или крайне неблагополучная в психическом отношении личность вдруг объявится рядом с вами прямо в офисе (если Уэнди забыла закрыть автоматические двери). В общем, есть от чего полезть на стену.
Несколько месяцев назад к нам один такой псих приходил. Он искал Джерри, одну из наших девушек. Парень представился ее бойфрендом и утверждал, что «они» решили сниматься вдвоем. Если мы сможем им в этом помочь, то это будет очень мило с нашей стороны. Уэнди, шутки ради и просто чтобы от него избавиться, сказала, что мы не можем брать на работу непроверенных людей. Если он не против, пусть сделает несколько любительских снимков, где они с Джерри «вдвоем», и пошлет их нам, а там видно будет. К сожалению, этот посетитель всегда, всегда, ВСЕГДА заблуждался. Через несколько дней он пришел, сжимая в руке конверт с фотографиями.
— Годфри, оторви задницу от стула и спустись ко мне. Тут один псих… — сказала Уэнди по телефону.
— Ну и что? Почему ты звонишь именно мне? Обратись к кому-нибудь еще, я с ним уже общался.
Я жевал бутерброд и читал «Гарри Поттер и Кубок Огня».
— Все ушли — кто обедать, кто на съемки. А теперь встань и помоги мне с ним разобраться, иначе я пущу его внутрь и укажу путь к твоему столу.
— Ах ты, зараза… — только и успел я сказать, прежде чем она повесила трубку.
Я неохотно пошел к выходу. За стеклянными дверьми меня ждал некий улыбающийся маньяк.
— Не пропускай его внутрь, говори там, — предупредила Уэнди, будто я и сам не понимал.
— Добрый день! Могу я вам чем-нибудь помочь?
Кретин пустился в объяснения. Он рассказал про «свою девушку», про желание сниматься и про разговор с «той милой дамой», которая посоветовала сделать несколько фотографий. Вот они.
— Я просмотрю их вместе с вами, потому что там есть несколько жестких снимков, не предназначенных для печати.
В ответ я кивнул, с трудом скрыв досаду.
— Вот первый.
И протянул мне нечеткий, засвеченный снимок, на котором он стоял в носках и трусах. Комната напоминала гостиную Реджиналда Кристи.[12]
— Я не стал возиться с разогревочными фотографиями, а сразу перешел к главному. Ничего?
— Ну… Да, прекрасно… — сказал я.
