— Скажи мне, пожалуйста… Где вы находите девушек, которые идут на такое? У меня бы духу не хватило! Где вы находите людей, соглашающихся раздеться перед вами?
Я чувствовал, что она расставила мне ловушку, но пока не видел какую. Я отвечал очень осторожно, взвешивая каждое слово и стараясь ни во что не вляпаться.
— Девушки делают это добровольно. Они читают журнал, посылают свои фотографии, и тогда мы можем предложить им встретиться с нами.
— И вы их фотографируете?
— Да.
Куда она клонит? Я не хотел упоминать никого из фотографов. Вдруг она пытается добраться до Джона? Я сказал ей, что делаю фотографии сам. Этим я надеялся убедить ее в том, что сегодня утром съемок не было: ведь я не взял с собой камеру.
— Многих девушек тебе приходилось фотографировать? — спросила она.
— О да, сотни! — сказал я. — Только без подробностей, потому что, как я уже сказал, многие девушки не хотят себя афишировать, и я должен уважать их желания.
Сбросил я ее с хвоста или нет?
— Отлично! Ладно, теперь я должна закрыть дверь, вот только… Слушай, никому не говори, совсем никому. А насчет того списка я бы не беспокоилась — вряд ли он тебе грозит. Вина не та. И еще раз: не рассказывай ни одной живой душе. Договорились?
— Договорились, — ответил я и, когда она закрыла за собой дверь, с облегчением вздохнул.
И зачем она все этого говорила? В чем ее игра? Господи, женщины такие коварные твари! Я решил, что с констеблем Кенсингтон надо вести себя еще осторожнее, чем с ее приятелем, констеблем Батлером. Возможно, он та еще сволочь, однако при разговоре с ним земля у меня из-под ног не уходила.
17. Мой закат
Прошло еще пять часов, прежде чем нас освободили. Констебль Батлер и констебль Кенсингтон сделали еще одну попытку меня расколоть, но я ни на дюйм не отступил от своей версии. Девушки, должно быть, сделали то же самое, потому что около шести вечера всем троим были предъявлены обвинения, и нас отпустили под залог. До суда было две недели.
Обвинения — «непристойное поведение» и «нарушение общественного порядка». Не так уж плохо, в худшем случае штраф. Нас всех отправили по домам. Тане и Синди дали одежду, поэтому о том, чтобы затащить их обеих к себе, пришлось забыть и удовольствоваться прощальным поцелуем в метро. Ну и денек!
Когда я приперся к себе, на автоответчике меня ждала дюжина сообщений от Стюарта, на которые я и не подумал отвечать.
На следующее утро, едва я коснулся задницей стула, Стюарт вызвал меня к себе в офис и принялся мучить расспросами про вчерашнее. Я все рассказал (за исключением минета) и поинтересовался у него, зачем они нас бросили. Стюарт все свалил на Джона. В конце концов, машина была его, и за рулем сидел он, а Стюарт пытался Джона остановить.
— Я даже угрожал ему, но тот меня не послушал, — уверял он.
— Девушки очень на тебя злы, — ответил я.
— Мне до этого нет никакого дела. Что ты рассказал в полиции? «Блинг» не упоминал?
— Не упоминал.
Я подробно рассказал ему обо всем, что происходило в участке, и о предъявленных обвинениях. После этого Стюарт отправился говорить с Питером, а я был предоставлен самому себе.
— О чем все эти разговоры? — заинтересовался Пэдди.
Я повторил свой рассказ, только на этот раз место мученичества и праведного гнева заняли веселые преувеличения и комедийные подробности.
— Балбес хренов! — покатывался со смеху Хассим.
Пока я трепался, Роджер взял трубку моего телефона, послушал и сказал, что Питер ждет меня в офисе. Немедленно.
Что там еще?
— Возможно, он хочет поговорить с тобой насчет повышения жалованья, — предположил Мэтт.
Я постучался к Питеру. Стюарт был уже там. Я сел и попытался принять самый невинный и безобидный вид, какой только возможно.
— Что ж, Годфри… Почему ты не рассказал мне о вчерашнем?
И я повторил еще раз. В начале и в конце каждой фразы я добавлял: «…и Стюарт сказал», «…Стюарт мне посоветовал», «…я сомневался, но Стюарт рассудил именно так» и тому подобное. Когда я закончил, меня оставили в покое и больше не трогали. В тот день я Стюарта так и не увидел. Они с Питером куда-то ушли и не вернулись. А я, как и всегда, отправился в паб.
В понедельник, едва я пришел в контору, как меня опять вызвали к Питеру. Помимо него там сидели Стюарт и юрист Питера. Я подумал было, что меня хотят проинструктировать перед судом. А на самом деле меня выгоняли с работы.
— Что?!
— Я сожалею, но компания не может подвергать себя судебному преследованию, — объяснил мне Питер. — На нас вышла полиция, на нас вышли родители тех двух подростков… Если мы будем действовать иначе, ответственность автоматически ляжет на нас.
— Да, эти родители обдерут нас как липку, — добавил юрист Питера. — В отношении вас должны быть предприняты дисциплинарные меры, компания должна разорвать с вами всякие отношения…
— Но это была его идея!
Я показал на Стюарта.
— Моей идеей были сами съемки, а не эта публичность, когда все вокруг оказались в курсе наших дел. Вот если бы ты снял частный корт… Я предупреждал тебя насчет ответственности, и ты согласился.
— Да, только я не знал, что сначала попаду в участок, а потом еще и работу потеряю!
— А в чем, по-твоему, заключается ответственность? В том, наверное, чтобы ни от чего не отпираться и принимать все как есть.
Стюарт был совершенно серьезен.
— Ах вы суки… — начал я.
— Не заводись, — не дал мне разогнаться Питер. — Полагаю, ты должен сначала выслушать наши предложения, а потом уж говорить. Найджел?
Все взгляды обратились к адвокату в деловом костюме. Для пущей важности тот помолчал, как это делают всякие «великие» юристы в телесериалах, и наконец повернулся в мою сторону. Так сказать, снизошел до меня, хотя мы и сидели примерно на одной высоте. При общении с некоторыми людьми вам каждый раз кажется, что те могут посмотреть вам в глаза только откуда-то сверху. Именно так разговаривал со мной этот Найджел, и мне страшно захотелось увидеть его запертым в полыхающем автобусе.
— События последних дней вызывают у нас вполне естественное сожаление. Мы не можем принять на себя никакой ответственности, однако у нас приготовлены кое-какие предложения…
— Хотите от меня откупиться?
— Что вы, вовсе нет…
— Слушайте, ничего страшного, хватит ходить вокруг да около. Я продаюсь. О каких деньгах идет речь?
Найджел взглянул на Питера, и тот кивнул ему, чтобы продолжал.
— Что ж… Принимая во внимание вашу зарплату, сегодняшнюю обстановку на рынке вакансий, ваш возраст и…
Тут я сделал нетерпеливый жест, и Найджел оставил свою рекламную волынку.
— Шесть тысяч.
Подумав секунду, я сказал:
