работал.
— Дело не в телевизоре, Спек. А в том, насколько ты вырос в глазах жены. То есть по собственным ощущениям. Ты как, уже ощущаешь себя мужиком под ее восхищенным взглядом? Потому что, давай по правде, все в этом мире вращается вокруг члена. Насколько он впечатляет размерами и куда его сунуть.
Я молчу, формулирую защитную речь. Или речь должна быть нападающей? В любом случае я беру паузу, чтобы как следует сформулировать свою мысль, а потом наношу смертоносный удар:
— Подумать только, сколько цинизма в таком длинношеем создании. Сразу видно, что годы юности, когда формируется личность, ты провел в самых дремучих джунглях. Бегая от гепардов и им подобных.
— Бегая от гепардов? Вообще-то я через них перешагивал. Они замирали на месте, почесывали свои мокрые уши и задавались вопросом: «Куда это он направляется?» Потом я наклонялся, и они буквально выпрыгивали из пятен, когда видели мое перевернутое лицо. А я выпрямлялся и шел себе дальше. С гордо поднятой головой.
— Так не бывает. Ни одна крупная кошка просто так не отпустит жирафа. И особенно после того, как ее выставили идиоткой. Если бы что-то такое случилось, этот гепард обглодал бы все мясо с твоих тощих лодыжек.
— Как раз по этой причине у нас, у жирафов, на лодыжках нет мяса, — объясняет мне Джим. — На чем мы там остановились? Ах да. Я уходил с гордо поднятой головой и скрывался среди деревьев, а большие кошки смотрели мне вслед и думали: «Так вот куда он идет. Истинный король джунглей».
— С каких это пор жирафы сделались королями джунглей?
— Так было всегда. Потому что мы выше всех.
— Самоуверенное животное, — бормочу я себе под нос. — Джим, ну когда ты поймешь, что размер не имеет значения?
— Все имеет значение в джунглях, Спек. Это вопрос выживания.
— А ты, как я понимаю, лучше всех разбираешься в этом вопросе. Правда, ты уже мертвый. Но это так, мелочи жизни.
Джим молчит. Потому что сказать-то нечего. Он просто стоит, глядя в землю, сквозь которую, вне всяких сомнений, ему сейчас очень желательно провалиться.
— Ну вот, — говорю я с довольной улыбкой, — самомнения-то поубавилось.
— Послушай дружеского совета: заткнись, пожалуйста. Пока я тебя не заткнул.
— Ну, я-то хотя бы живой, — говорю я и в доказательство сказанного бодро подпрыгиваю на месте. — И все-таки, Джим, мне действительно любопытно. С чего ты так скоропостижно скончался? Только не надо рассказывать сказки про сердечный приступ.
— Я не люблю об этом говорить. У меня настроение портится.
— Оно у тебя и так вечно испорченное.
— Ты будешь слушать или нет?
— Буду. Если ты перестанешь выдумывать.
— Тогда, если ты перестанешь скакать, я начну.
И он начинает.
— Я, значит, гуляю себе, никого не трогаю. И вдруг слышу: стреляют. Обозреваю окрестности и вижу парня с таким, знаешь, ружьем с дулом типа воронки. Он только что уложил слона, а теперь, значит, палит по мне. К счастью, я вырос в самом злачном районе джунглей, в восточной части, в Ист-Сайде, и мои ноги натренированы тут же срываться на бег на месте при первых же признаках опасности. Вот так примерно. — Джим исполняет что-то похожее на джигу. Его длинные жирафьи ноги выделывают замысловатые па, словно он вяжет на спицах какой-то сложный предмет одежды. Шапочку, например, или перчатку.
— Ты вроде хотел рассказать, как ты умер.
— Сейчас мы к этому подойдем. Это в следующей части. В общем, я на него посмотрел. Ну, на парня с ружьем. Выразительно так посмотрел. Как я умею. Смотрю я, стало быть, на него. И он застывает, как кролик, захваченный светом фар. Глаза совершенно безумные. Прямо как у меня, только хуже.
— Ни единому слову не верю, но все равно давай дальше.
— Он роняет ружье и бежит без оглядки. А я яростно втаптываю ружье в грязь, и все звери выходят из джунглей и провозглашают меня царем пива.
— Царем чего?
— Пива. У меня очень высокая сопротивляемость к алкоголю.
— А что стало с охотником?
— Он сбежал, предварительно обоссавшись. А через неделю вернулся. И привел с собой целую армию. И вот они развернулись широким фронтом, такие все бравые. Вопят: «В атаку». Ну и идут, значит, в атаку. В основном конные. Но были у них и летательные аппараты. Из самых первых. Сейчас они называются аэропланы.
— И когда это было, по-твоему?
— Ну, лет двести назад.
Я смеюсь.
— Тогда еще не было никаких аэропланов и прочих летательных аппаратов.
— Когда я говорю «летательные аппараты», я скорее имею в виду что-то вроде подпрыгивающих аппаратов, — говорит Джим. — Такие… длинные, деревянные. С виду похожие на веретено. На деревянных колесах.
— А в исторических книгах написано по-другому.
— Как бы там ни было, ты, наверное, уже догадался, что было дальше.
— Нет, еще не догадался.
— Даже жирафу не справиться с целой армией. Уж точно — не на пустой желудок. Так что я пошел завтракать. В один очень даже приличный рыбный ресторанчик.
— И чего?
— И подавился. Рыбной костью.
— Да уж, не повезло.
— Всем когда-то придется уйти. Да, кстати… — И Джим растворяется в воздухе. Незаконченное предложение повисает в пространстве наподобие вешалки для пальто.
Эдди сует мне в руки конец толстого черного кабеля.
— Будь другом, сходи подключи эту штуку. Я бы и сам сходил, только мне хочется обнять антенну, когда она в первый раз включится на прием.
— Но тогда ты не сможешь увидеть, что там в телевизоре.
— А ты меня позови, когда кончатся титры.
Так что я тащу кабель наверх, в спальню Эдди, где меня поджидает не кто иной, как мой старый приятель Джим.
— Господи, опять ты.
— Дружище, не видел тебя тыщу лет.
— А кто мне рассказывал сказки в саду?
— Откуда мне знать. Он был высокий? С хвостом?
Теперь моя очередь тупо хлопать глазами.
— Ладно. Что будем смотреть?
— Сперва надо подключить антенну. Вот только куда?
— А ты почитай руководство по эксплуатации, — говорит Джим, убирая копыто с белой брошюрки.
Я беру ее в руки, листаю.
— Подключение к телевизору новой телевизионной антенны опытного образца, — читаю я вслух. — Пункт первый. Найдите длинный черный кабель. У него должно быть два конца. По одному с каждой стороны.
— Дай сюда эту штуку.
— Только смотри, чтобы там не осталось следов от зубов.
Джим берет в зубы кабель антенны, сует голову за телевизор и подключает ее где-то сзади. Антенну,
