Ларри, не знавший, как отвечать на этот довольно-таки странный приступ ностальгии, промолчал.
Судья вздохнул.
— Эта небольшая операция должна поскорее закончиться, — промолвил он. — Необходимо пустить электростанцию. Если этого сделать не удастся, люди начнут нервничать и подадутся на юг, прежде чем наступит плохая погода.
— Ральф и Брэд говорят, что справятся. Я верю им.
— Тогда будем надеяться, что твоя вера достаточно обоснована, ведь так? Возможно, это и хорошо, что старуха ушла. Возможно, она знала, что так будет лучше. Возможно, люди сами должны решить, что означают эти молнии в небе и имеет ли дерево лицо или то лицо было лишь игрой света и тени. Ты понимаешь меня, Ларри?
— Нет, сэр, — искренне ответил Ларри. — Я не уверен, что понимаю.
— Я размышляю над необходимостью
— Вы думаете, она мертва?
— Ее нет уже шесть дней. Поисковая партия даже не наткнулась на ее след. Да, я считаю, она мертва, но даже теперь я не совсем уверен в этом. Она была удивительной женщиной, абсолютно не вписывающейся в общепринятые рамки. Возможно, одна из причин, почему я почти доволен ее исчезновением, кроется в том, что я рационалист до мозга костей. Я люблю четкий распорядок дня, мне нравится поливать свой садик — ты видел, какие я развел бегонии? И я горжусь этим — чтением книг, записью собственных наблюдений об эпидемии гриппа в свой дневник. Мне нравится заниматься всем этим, а затем пропустить стаканчик вина перед сном и заснуть с не замутненным заботами разумом. Да. Никто из нас не хочет замечать предзнаменований и чудес, несмотря на то что мы столь любим страшные истории о привидениях и фильмы ужасов. Никто из нас не хочет
— Именно поэтому я здесь, — неуклюже вставил Ларри. Он страшно желал, чтобы Судья не упоминал о своем саде, своих книгах, своих записях, стаканчике вина перед сном. В кругу друзей у него возникла пара остроумных идей, и он высказал заманчивое предложение. Теперь же он размышлял над тем, существует ли возможность продолжить это дело и не казаться жестоким.
— Я знаю, почему ты здесь. Я согласен.
Ларри вздрогнул так сильно, что стул под ним заскрипел, и прошептал:
— Кто сказал вам? Предполагалось сделать все очень тихо, в полнейшей тайне, Судья. Если кто-то в Комитете оказался слишком болтливым, значит, наше дело швах.
Судья воздел веснушчатую руку, прерывая Ларри. Глаза сверкали на его лице, отмеченном печатью времени.
— Мягче, мой мальчик… помягче. Никто из вашего Комитета не проболтался, ни о чем таком мне не известно, а уж я-то держу ухо востро. Нет, я сам нашептал себе этот секрет. Почему ты пришел ко мне сегодня вечером? Твое лицо — раскрытая книга, Ларри. Надеюсь, ты не играешь в покер. Когда я рассказывал о своих маленьких удовольствиях, я видел, как опечалилось твое лицо… на нем появилось такое комичное выражение…
— Неужели это настолько смешно? А что же мне прикажете делать? Радоваться тому… тому…
— Тому, что меня посылают на запад, — спокойно произнес Судья. — В разведку. Разве дело не в этом?
— В этом.
— Я все думал, сколько пройдет времени, прежде чем возникнет эта мысль. Это очень важно — конечно, невероятно важно, — чтобы у Свободной Зоны был уверенный шанс на выживание. Мы не имеем ни малейшего представления, на каком расстоянии находится
— Если он вообще находится здесь.
— О, он здесь. В той или иной форме, но он здесь. И сомневаться не стоит. — Судья, достав маникюрные ножницы из кармана брюк, стал подстригать ногти, тихое щелканье лишь подчеркивало слова. — Скажи мне, обсуждал ли Комитет такую возможность, что мы можем изменить решение и там нам понравится больше? Что, если мы решим остаться?
Ларри был ошеломлен подобной мыслью. Но, сказал он, такого не может произойти.
— Я думаю, у него есть электричество, — с наигранной небрежностью произнес Судья. — Это весьма заманчиво. И, очевидно, тот человек чувствует это.
— Скатертью дорога всякому дерьму, — мрачно буркнул Ларри, а Судья рассмеялся от всего сердца.
Затем, вздохнув, он сказал:
— Я отправляюсь завтра. Скорее всего, на «лендровере». На север к Вайомингу, а затем на запад. Слава Богу, что я еще могу вполне сносно ездить! Я пересеку Айдахо и направлюсь в Северную Калифорнию. На это понадобится недели две, дорога назад займет намного больше времени. Когда я буду возвращаться, здесь уже наверняка ляжет снег.
— Да. Мы обсудили и эту возможность.
— А я уже стар. Старикам свойственны сердечные приступы и глупость. Надеюсь, вы отправите и других вслед за мной?
— Ну…
— Нет, тебе не следует говорить об этом. Я снимаю свой вопрос.
— Послушайте, вы можете отказаться, — пробормотал Ларри. — Никто же не приставляет вам дуло к виску…
— Ты пытаешься уберечь себя от ответственности за меня? — резко спросил Судья.
— Возможно. Возможно, так оно и есть. Возможно, я считаю, что ваши шансы на возвращение один против десяти, а ваши шансы на возвращение назад с информацией, на основе которой мы сможем принимать решения, сводятся к одному против двадцати. Возможно, я пытаюсь поделикатнее сказать, что совершил ошибку. Вы слишком стары.
— Я слишком стар для приключений, — произнес Судья, пряча в карман ножницы. — Но, как я надеюсь, еще не слишком стар, чтобы сделать то, что считаю правильным. Где-то есть старуха, которая, возможно, умерла страшной смертью только потому, что считала это правильным. Она была охвачена религиозным экстазом, в этом я не сомневаюсь. Но люди, упорно стремящиеся исполнить свои правильные вещи, всегда кажутся сумасшедшими. Я пойду. Мне будет холодно. А почки у меня функционируют уже далеко не так, как в молодости. Мне будет одиноко. Мне будет недоставать моих бегоний. Но… — Он взглянул на Ларри, и глаза его сверкнули в темноте. — Я также буду умным.
— Я знаю, что будете, — сказал Ларри, чувствуя, как слезы наворачиваются ему на глаза.
— Как Люси? — спросил Судья, очевидно, закрывая обсуждение своего отъезда.
— Хорошо. У нас с ней все хорошо.
— Никаких проблем?
— Нет, — ответил Ларри и подумал о Надин. Нечто в ее безумном отчаянии, в котором он видел ее в тот последний раз, до сих пор тревожило его.
— Хорошо, что ты с Люси, — сказал Судья, — но я подозреваю, что ты беспокоишься о той, другой, женщине.
— Да, так оно и есть. — Следующие слова произнести было неимоверно трудно, но, поделившись ими с другим человеком, Ларри почувствовал себя намного лучше. — Я думаю, она намекала на самоубийство. — Ларри ринулся дальше. — И это не только из-за меня, не думайте, что я считаю, будто любая девчонка может покончить с собой только потому, что ей не достался старый обольститель Ларри Андервуд. Но