помассировала маленькие ступни – все напрасно. Тогда она приложила ухо к груди девочки – биение сердца было совсем слабым, неровным. Обмякшее синюшное тельце являло собой типичную для недоношенных детей картину. Как жаль, что не удалось еще хотя бы чуть-чуть задержать роды!
«Что же делать?» – лихорадочно размышляла Микаэла. Неужели все усилия напрасны и ребенок обречен? Она снова похлопала новорожденную по спинке и ягодицам. Маленькие ручки и ножки вдруг дернулись, ребенок чуть слышно запищал.
– Моя девочка! Она жива!
Сорча зарыдала от счастья, и Дайрмид принялся ее успокаивать. Преисполненная нежности, Микаэла обмыла хрупкое тельце. Оно слегка порозовело, но синюшность оставалась – это был дурной признак, свидетельствовавший о недостаточности дыхания. У Микаэлы сжалось сердце: искорка жизни, тлевшая в этом комочке плоти, была слишком слаба, чтобы ребенок выжил. Она тяжело вздохнула и завернула новорожденную в льняную пеленку, прислушиваясь к слабому прерывистому дыханию. Каждый вздох мог оказаться последним… но нет, девочка продолжала дышать! Удивительно, однако это крошечное существо, похоже, упрямо цеплялось за жизнь. Девочка боролась за каждый глоток воздуха, за право жить на земле, дарованное ей судьбой, но она слишком рано покинула материнское лоно. Искорка ее жизни могла угаснуть в любую минуту.
– Как она? – наклонился к Микаэле Дайрмид.
– Роды начались слишком рано, она очень слаба, – прошептала Микаэла. – Нам остается только ждать и молиться, чтобы наладилось правильное дыхание.
– Она жива? Она дышит? – воскликнула Сорча. – Можно мне взять ее на руки?
– Да, конечно, – ответила Микаэла, поглаживая спинку ребенка, – но сначала ее надо окрестить. Какое имя ты выбрала для дочки?
Поддерживая головку новорожденной одной рукой, второй она прижала крохотный сверток к себе, стараясь согреть своим телом. «Только бы девочка не умерла до крещения, только бы мать успела услышать биение ее сердца!» – думала она с тоской.
– Ангелика, – хрипло проговорила Сорча. – Окрести ее поскорее, чтобы оградить от демонов!
Скрывая тревогу, Микаэла смочила пальцы в чаше с теплой водой и, бормоча латинскую молитву, призывавшую господа взять дитя под защиту, окропила головку новорожденной, а потом прочла коротенькую гэльскую молитву Бригит про девятерых ангелов. Теперь и они защищали дочку Сорчи.
Совершив нехитрый обряд, молодая женщина снова осторожно приподняла ребенка, похлопала по спинке и прислушалась – девочка по-прежнему дышала с трудом, к тому же к булькающему звуку добавился пугающий сип. Микаэла поспешно отошла от кровати: ей не хотелось, чтобы Сорча заметила состояние дочери.
– Что с ней? – тихо спросил Дайрмид, подойдя к ней.
У Микаэлы запершило в горле.
– Боюсь, мы ее теряем… – кашлянув, сказала она.
– Дайте ее мне! – послышался требовательный голос Сорчи. – Принесите мне мою доченьку!
Сев на кровати, она протянула к ним руки. Микаэла с болью в сердце передала девочку матери.
– Бедная моя малышка! – с невыразимой печалью и нежностью проговорила Сорча. – Она дышит так же тяжело, как ее старшие братики и сестрички…
Ее голос, еще недавно охрипший от криков, звучал мелодично, как журчание ручейка, а лицо и вся фигура излучали любовь, умиротворение, покорность судьбе. Потрясенная этой переменой, Микаэла смотрела на несчастную мать во все глаза. Ей хотелось сказать, как ей жаль бедную девочку, но горло сдавило, и она не смогла произнести ни звука. У кого повернется язык сказать матери, что ее ребенок скоро умрет? Однако по выражению лица Сорчи Микаэла поняла, что она это знает.
– Ты сделала все, что могла, спасибо тебе, – сказала Сорча и с беспредельной любовью посмотрела на ребенка блестящими от слез глазами. – Теперь господь возьмет к себе мою малышку, в царствии небесном она встретится со своими братьями и сестрами.
Вздрогнув, Микаэла невольно попятилась и отвернулась к окну – она не могла больше на это смотреть. Дайрмид, видимо, тоже почувствовал, что сестре надо побыть наедине с ребенком, подошел к Микаэле и, открыв ставни, уставился в ночь невидящим взглядом. «Он это сделал, чтобы выпустить на волю душу девочки, когда она умрет», – догадалась Микаэла и почувствовала, что по щекам текут слезы. За ее спиной Сорча запела свою любимую песню про детей-тюленей, и когда песня смолкла, наступившую тишину вдруг нарушил поразительный звук – негромкий дрожащий детский крик.
Микаэла и Дайрмид в изумлении обернулись; Сорча с улыбкой подняла на них заплаканные глаза. Раздался новый крик – на этот раз громкий, возмущенный, полный жизни.
– Вы только послушайте, как она кричит! – воскликнула молодая мать.
Дайрмид и Микаэла подбежали к кровати. Покраснев от натуги, девочка била ручками и ножками, стараясь освободиться от пеленок, и кричала так… как кричат все новорожденные!
У Микаэлы защипало глаза.
– Я долгие месяцы молила бога послать мне эту радость! – всхлипывая, проговорила Сорча. – Да что там месяцы, многие годы!
Дайрмид благоговейно коснулся рукой лба маленькой Ангелики, и по его щеке поползла слеза. Не в силах больше сдерживаться, Микаэла разрыдалась от счастья.
– Правда, моя малышка – просто чудо? – Сорча смотрела на дочь сияющими глазами. – Наше общее чудо!
Обливаясь слезами, Микаэла молча кивнула. Она и не предполагала, что неожиданное счастье труднее выдержать, чем горечь утраты, с которой уже смирилась. Молодой женщине хотелось броситься в объятия Дайрмида, но, сама не понимая почему, она этого не сделала. Он положил руку ей на плечо – это была сдержанная, даже немного застенчивая ласка, как будто он тоже не решался на большее.