потому что твое упрямство стало сейчас твоим врагом. Поверь мне и своему мужу. Мы не допустим, чтобы тебе причинили вред.
— Я должна быть сильной, — задыхаясь, ответила я, — мама сказала, чтобы я была сильной.
— Но она не просила тебя быть глупой, — рявкнула Мэв.
— Ру, твой ребенок неправильно повернулся, и Мэв не уверена, что нам удастся развернуть его обратно, чтобы он родился, — сказала Элла, гладя мои влажные волосы.
Я вздрогнула и покачала головой.
В дверь постучали, и Элла выскочила в коридор. Через мгновение она вернулась.
— Морей сам отправился за повитухой, — сообщила она Мэв.
— Значит, у него больше ума, чем у его жены, — ответила моя кормилица.
Я сжала зубы, но протестовать уже не могла, так как на меня снова начали накатывать волны потуг. Помоги мне, Бригида. У меня возникло ощущение, что я действительно умру.
А потом — я не знаю, когда это произошло, ибо я утратила чувство времени, — дверь распахнулась, и в комнату вошла женщина. Она была молода и красива. Когда она прикоснулась своей прохладной рукой к моему горячечному лбу, мне показалось, что это прикосновение ангела. Она сняла плащ, закатала рукава и начала задавать вопросы Мэв, которая с готовностью принялась на них отвечать. Женщина обтерла мое лицо и руки влажной тряпкой.
— Милая моя, как ты, наверное, страдаешь, — промолвила она. — Я — Катриона из Кинлосси. Дай я помогу тебе. — Взгляд ее серых глаз был спокоен, и я кивнула. Ее руки скользнули под одеяло, и легкие тонкие пальцы обхватили мой пульсирующий, напряженный живот.
Потом она обмакнула пальцы в масло, и они быстро и осторожно проникли внутрь меня. Она потянула, и я закричала, она сделала это еще раз, а потом приказала Мэв помочь мне встать на четвереньки; потом было снова масло и снова эти будоражащие прикосновения, сопровождающиеся перешептываниями женщин. Но я была готова на то, чтобы меня даже связали, как курицу, лишь бы эта Катриона вытащила из меня младенца и спасла нас.
Она попросила воды, а когда Мэв принесла ей глиняную тарелку, достала что-то из кармана. Я заметила блеск серебра и золота — это были монеты и кольца. Она опустила их в воду и начала размешивать, напевая себе под нос:
Такое обращение к Бригиде, знак которой я носила на своем плече, подействовало на меня умиротворяюще. Я вцепилась в простыню, пока Катриона произносила свое заклинание, позвякивая монетами и кольцами. Потом она поднесла тарелку к моим губам.
— Пей, — сказала она, и я послушалась. Она обтерла мне лицо этой водой и отставила тарелку.
— А зачем нужны монеты? — спросила Элла.
— Чтобы укрепить ее дух и придать ей мужества, — ответила Катриона. — С помощью монет она выкупит ребенка у злых сил, которые не хотят его выпускать. А теперь надо подождать.
Не знаю, сколько это продолжалось, — я металась и стонала, как дух в изгнании. Повитуха снова осторожно потрогала мой живот. Я затряслась от напряжения, тужась изо всех сил.
— Хорошо, — сказала Катриона. — Пойду позову Макбета или Банхори, чтобы они поработали родильным креслом. Они оба ждут не дождутся. Ты слишком слаба, чтобы…
— Нет, только мои женщины и ты, — выдохнула я.
Следующая потуга была еще сильней, чем предыдущие. Когда она прошла, женщины подняли меня, так что я оказалась на корточках. Катриона принялась массировать мне живот, проталкивая ребенка дальше, и я взревела, как корова, но мне было уже все равно, я хотела лишь одного — чтобы она спасла меня и моего ребенка. Ребенок затрепыхался во мне, как огромная рыба, и я снова ощутила распирающую потугу. Женщины соединили руки, образовав для меня кресло, и я словно оказалась в самом центре вихря.
— Тужься, милая, тужься, — говорила Катриона, — а теперь дыши…
Я послушно выполняла все ее указания, напрягаясь изо всех сил, и уже через несколько мгновений дрожь прокатилась по моему телу, и при следующей потуге я вытолкнула своего ребенка в ожидавшие его руки.
— Сын, — со смехом промолвила Катриона. — И какой красавец! — Она перевернула его вниз головой, а потом протянула мне — слабо попискивающее крохотное существо. Мэв забрала его, чтобы запеленать, а Катриона заставила меня еще раз потужиться, чтобы освободиться от последа, а затем вместе с Эллой уложила меня в кровать на подушки.
Она же принесла мне уже запеленутого младенца. Его крохотное сморщенное личико показалось мне восхитительным, и я рассмеялась; теперь все еще испытываемая мною боль уже ничего не значила. Я смотрела на него сквозь жгучие слезы, чувствуя, как меня поглощает любовь.
Мэв открыла дверь и впустила Макбета. Вид у него был усталый, под глазами чернели круги. Катриона отошла в сторону. Он посмотрел на ребенка, и уголки его губ, как раз в том месте, где кожу прорезал шрам, начали расползаться в улыбке. Я никогда не видела, чтобы он так искренне и нежно улыбался, и это было поразительно. Когда я вспомнила его погибшую жену и ребенка, меня охватила такая нежность, что сердце мое чуть не разорвалось. Я откинула одеяло, чтобы он получше мог рассмотреть моего сына.
— Он не слишком похож на своего отца, — пробормотал Макбет, — в нем больше черт матери, и да будет он благословен за это.
— Тсс! — прошептала Мэв. — Не следует хвалить красивого ребенка, а то это может вызвать интерес у фей.
Я разглядывала сына и видела, насколько мы с ним похожи, — небеса словно сделали слепок с моего лица, придав ему хрупкость и изящество. Он действительно был красив, и теперь, кроме него, для меня ничего не существовало.
— Ты храбро сражалась, — промолвил Макбет, прикоснувшись к младенцу, а затем пригладил мои влажные волосы и вышел из комнаты.
Катриона дала мне укрепляющий настой тимьяна с медом, и я откинулась назад, глядя, как Элла освящает рождение с помощью зажженной свечи, — она трижды пронесла ее над кроватью, где я лежала со своим сыном. Руки и ноги у меня все еще дрожали, но сердце после долгих тревог и опасений переполняла радость. Мэв, вернувшись к своим обязанностям кормилицы, трижды обнесла ребенка вокруг комнаты, бормоча заклинание, которое должно было защитить его ото всех бед. Затем, невзирая на плач, от которого у меня разрывалось сердце, ока подняла его вверх и пронесла над тлеющими углями и чашей с водой, взывая к Бригиде и прося ее о том, чтобы она всегда и повсюду его защищала.
Развернув ребеночка, она брызнула ему водой на голову и грудь, и он, задохнувшись, начал бить ручками и ножками. И лишь после этого кормилица спела ему самую прекрасную, как считают гэлы, песню:
Несмотря на ее хриплый голос, мелодия звучала восхитительно, а когда к Мэв присоединились Катриона и Элла, мне показалось, что я слышу пение ангелов.
