– Прекрати, – прошептал он и сосредоточился на записке. Ошибок меньше, текст лучше скомпонован, но охвативший автора ужас чувствовал очень уж явственно.
«3 окт.
Дорогой папа!
Я надеюсь, ты жив и получишь эту записку. Я и Митч в порядке, но Хью Дардан схватил Джорджа и, думаю убил его. Я и Митч просто бежали быстрее. Я чувствовал, что это моя вина, но Митч, он сказал, как ты мог знать, он всего лишь фонер, как и остальные, а в этом твоей вины нет.
Папик, это не самое худшее. Мама – одна из них, я видел ее сегодня в одном из «стад». (Так их здесь называют – стадами). Выглядит она не так плохо, как некоторые, но я знаю, если выбегу к ней, она меня не узнает и убьет, как только увидит. ЕСЛИ УВИДИШЬ ЕЕ, НЕ ДАЙ СЕБЯ ОБМАНУТЬ, Я СОЖАЛЕЮ НО ЭТО ПРАВДА.
Мы собираемся в Кашвак (это на севере) завтра или на следующий день. Мать Митча здесь, и я так завидую, что готов его убить. Папик, я знаю, у тебя нет мобильника, и всем здесь известно о Кашваке, какое это безопасное место. Если ты получишь эту записку ПОЖАЛУЙСТА ПРИДИ И ЗАБЕРИ МЕНЯ.
Я люблю тебя всем Сердцем,
Твой сын,
Джон Гейвин Ридделл».
Даже получив известие о случившемся с Шарон, Клай держался, пока не прочитал: «Я люблю тебя всем Сердцем». Может, и тут совладал бы с нервами, если бы не заглавное С. Он поцеловал подпись своего двенадцатилетнего сына, посмотрел на доску объявлений (глаза его уже мало что видели, перед ними все двоилось, троилось, перемешивалось) и из его груди исторгся крик боли. Том и Джордан прибежали тут же.
– Что, Клай? – спросил Том. – Что? – увидел листок бумаги, разлинованный желтый листок из блокнота, и выхватил из руки Клая. На пару с Джорданом они прочитали записку Джонни.
– Я иду в Кашвак, – голос у Клая сел.
– Клай, возможно, это не самая лучшая идея, – осторожно заметил Джордан. – С учетом того, что мы сделали в Гейтенской академии.
– Мне без разницы. Я иду в Кашвак. Я должен найти своего сына.
6
Беженцы, укрывшиеся в муниципалитете Кент-Понда, оставили немало припасов после того, как отправились, вероятно, все вместе, в ТР-90 и Кашвак. Клай, Том и Джордан поели консервированного куриного салата с черствым хлебом, на десерт открыли банки с фруктовым салатом.
Когда они поели, Том наклонился к Джордану и что-то ему шепнул. Мальчик кивнул. Оба встали.
– Не будешь возражать, если мы выйдем на пару минут, Клай? Нам с Джорданом нужно кое-что обсудить?
Клай кивнул. Как только они ушли, он открыл еще одну банку с фруктовым салатом, и прочитал записку Джонни в девятый или десятый раз. Собственно, он и так уже помнил ее наизусть. Так же четко он помнил и смерть Алисы, только случилось это в другой жизни, с другим Клайтоном Ридделлом. С более ранним, черновым вариантом, что ли.
Он доел салат и уже убирал письмо в карман, когда из коридора появились Том и Джордан, словно адвокаты, вышедшие посовещаться во время судебного заседания, как в те дни, когда еще были адвокаты. Том вновь обнял Джордана за узкие плечи. Радости на лицах не читалось, но выглядели спокойными и сосредоточенными.
– Клай, – начал Том, – мы все обсудили и…
– Вы не хотите идти со мной, Я вас очень хорошо понимаю.
– Я знаю, это ваш сын и все такое, – заговорил Джордан, – но…
– И ты знаешь, он – единственное, что у меня осталось. Его мать… – с губ Клая сорвался короткий, лишенный веселья смешок. – Его мать. Шарон. Нет, это просто ирония судьбы. После всех моих волнений о том, что эта чертова маленькая красная гремучая змея укусит его. Будь у меня выбор, я бы выбрал ее, – вот, он высказался. Словно из горла выскочил кусок мяса, который мог перегородить гортань. – И знаешь, что я теперь чувствую? Будто я предложил дьяволу сделку, и дьявол пошел мне навстречу.
Том его признание проигнорировал. Когда заговорил, тщательно подбирал слова, чтобы Клай не взорвался, как неразведанное минное поле.
– Они нас ненавидят. Они начали с того, что ненавидели всех, а теперь перешли во вторую фазу и ненавидят только нас. Что бы ни происходило в Кашваке, это их идея, а потому ничего хорошего ждать не приходится.
– Если они переходят на какой-то более высокий уровень перезагрузки, они, возможно, доберутся до уровня «живи-и-давай-жить-другим», – ответил Клай. Уговоры не имели смысла, и они оба не могли этого не понимать. Он должен идти в Кашвак.
– Я в этом сомневаюсь, – покачал головой Джордан. – Помните, что вы говорили о желобе к бойне?
– Клай, мы – норми, и это первый страйк,[113] – гнул свое Том. – Мы сожгли одно из их стад, и это второй и третий страйки8 вместе взятые. «Живи и давай жить другим» к нам не относится.
– Как это может к нам относиться? – добавил Джордан. – Порватый говорит, что мы – безумцы.
– И неприкасаемые, – напомнил Клай. – Так что со мной все будет в порядке, так?
Собственно, больше говорить было не о чем.
7
Том и Джордан решили пойти на запад, через Нью-Хэмпшир в Вермонт, оставив «КАШВАК=НЕТ- ТЕЛ» за спиной (и за горизонтом), как можно быстрее. Клай сказал, что шоссе 11, которое делало изгиб в Кент-Понде, могло послужить им всем.
– Меня оно приведет к 160-ому, а вы пойдете дальше до Лаконии, это в центре Нью-Хэмпшира. Это, конечно, не прямой маршрут, но что с того? Вы же не опаздываете на самолет, не так ли?
Джордан потер ладонями глаза, откинул со лба волосы. Этот жест, как уже хорошо знал Клай, говорил об усталости и тревоге. Он понимал, что Джордана ему будет недоставать. А Тома еще больше.
– Как же я хочу, чтобы Алиса была с нами, – сказал Джордан. – Она бы вас отговорила.
– Она бы не стала отговаривать, – возразил Клай. И при этом ему всем сердцем хотелось, чтобы Алиса могла бы получить шанс все изменить. Пятнадцать лет – не тот возраст, когда человек должен умереть.
– Твои нынешние планы напоминают мне четвертое действие драмы «Юлий Цезарь», – Том покачал головой. – В пятом все бросаются на мечи.
Они лавировали между автомобилей, забивших Понд-стрит. Лампы аварийного освещения муниципалитета медленно тускнели у них за спинами. Впереди неработающий светофор висел над географическим центром города, чуть раскачиваемый ветром.
– Не будь таким гребаным пессимистом, – Клай пообещал себе, что не будет раздражаться (ему не хотелось прощаться с друзьями в таком состоянии), но его резервы выдержки истощались.
– Извини, я слишком устал, чтобы поднимать наш боевой дух, – он обошел указатель: «ШОССЕ 11 – 2 МИЛИ». – И, если позволишь быть откровенным, у меня щемит сердце от мысли, что нам предстоит
