десятках метров от вокзала. Где он был той ночью?
— Возвращался из Турина. Уехал туда накануне.
— На следующий день после Рождества? У него в Турине были знакомые?
— Да. Он делал так каждый год. Это был обычай: проводить день Сан Стефано со своими знакомыми в Турине.
— Извините меня за нескромный вопрос. Поверьте, это не праздное любопытство. Вы знали жену Этторе? Она покачала головой.
— У Этторе с нею были трудные отношения, разрыв произошел еще до того, как мы познакомились. О любви и говорить не приходилось, только… Она была очень больна, он не мог ее бросить. Если бы вы знали, как терпеливо, даже самоотверженно сносил он маленькие гадости, которые она ему устраивала, капризы. Впрочем, и ее трудно винить, что возьмешь с больного человека…
— Давно вы живете в этом доме?
— Я прожила здесь лучшие годы моей жизни. Этот район особенный, в двух шагах от нашего дома факультеты университета. Как здесь весело было когда-то, столько молодежи гуляло по бульварам, в тени платанов и тополей. И лавочки перед Политехническим… Все вроде осталось и все — не то. Как вы думаете, комиссар, почему?
— Наверно, потому, что мы сами стали иными?
— Может быть, — вздохнула Анжела. — Моя мама давно умерла, отец живет в Сестри, он вдовец, скучает, целыми днями разгадывает кроссворды. Бедняга, он прожил не очень удачную жизнь. Был школьным учителем со скромной зарплатой, это ужасно унижало его…
— Мать была из богатой семьи?
— Скажем так: из состоятельной. Дедушка занимался торговлей, жил хорошо. Он и подарил мне эту квартиру, когда я окончила университет.
— Вы преподаете французский язык? Она потрогала золотое кольцо на среднем пальце левой руки.
— Да, в одном частном институте, здесь поблизости.
— Диплом, конечно, по Прусту?
— Нет, — засмеялась она. — Как ни странно — «Когда с закрытыми глазами вхожу в осенний теплый вечер…» — Надя запнулась. Хозяйка ласково улыбнулась ей и продолжила, но уже по-французски: «… вдыхая аромат неповторимый…» Затем подошла к застекленной книжной полке, взяла томик и, вернувшись, показала Амброзио фразу, подчеркнутую карандашом: «Мы тем сильнее любим женщин, чем больше они нам кажутся странными».
— Вот это Этторе никак не мог понять. И не хотел. Мы ведь тоже были непохожими. Он придерживался представлений, которые сохранил с детства. Я всегда говорила ему: живи сегодняшним днем. С его точки зрения, это была ересь, глупость. «Разве можно так жить? — спрашивал он. — Я никогда ничего не боялся, поверь мне, но меня приводит в ужас одна мысль о том, что можно оказаться без прошлого, без памяти, без старых друзей…» Но он меня любила любил всей душой.
— Наверно, как и вы его. — Надя осторожно сжала ее тонкую руку.
— Я теперь замечаю, что его больше нет. Вы знаете, где он похоронен? На кладбище Музокко, там, где лежит столько его друзей. Раз в году, в апреле, он ходил навещать их, даже меня водил. И плакал. Они все были мальчишки, говорил он, Боже мой, все они были мальчишки, как и я…
— Вам непонятен был этот мир?
— Абсолютно. Но я видела, что Этторе не может стать иным. Как с другой планеты. Я говорила ему о Прусте, он пробовал читать его, но не смог, скучал, читал только книги о сражениях, биографии, военные дневники. Вечерами он любил сидеть на этом диване. Смотрели телевизор, ему нравились вестерны, он часто держал мою руку в своей, она была сухая, горячая. Я подвигалась, клала ему голову на плечо, он обнимал меня. В Этторе было что-то нежное, надежное. Я с ним чувствовала себя как за каменной стеной, в полной безопасности. Чувство, которое, кажется, я испытывала только в детстве, когда с отцом ходила в лес. Я постоянно боялась заблудиться, а он говорил: «Не бойся, Анжела, ты крикни меня, и я тут же появлюсь».
— Синьор Де Пальма считает, что Этторе сопротивлялся, когда на него напали.
— Не знаю, полагаю, что да. Но, может, их было двое? Один попытался вырвать чемодан, а другой, сзади, ударил железным ломиком. Могло быть и так, правда?
— Вполне. Квартира на улице Баццини принадлежала ему?
— Она досталась ему от жены.
— Хотелось бы посмотреть ее. Когда-то я жил совсем рядом, в доме на углу. С детства любовался пальмой. Она еще стоит?
— Да.
— Его оазис.
— Откуда вам это известно? — удивилась Анжела.
— Мне сказал Капитан. Они ведь были друзья?
— Я хотела, чтобы они встречались пореже, не перемалывали одни и те же истории, меньше копались в своем военном прошлом. Этторе иногда злился. Джорджио — мрачный пессимист, боюсь, что он страдает депрессией. Это ведь он, Де Пальма, познакомил меня с Этторе. Я дружила с Антонией, женой Джорджио. Она была милой и жизнерадостной девушкой, потом они поженились, и ее жизнь превратилась в сумасшедший дом. Слава Богу, в конце концов они разошлись. Она познакомилась с одним иллюстратором книг и детских журналов — добрый и веселый человек, прямая противоположность Джорджио. Антония все время говорит мне: «Как хорошо, что он даже не служил в армии! Все время рассказывает только про джаз и живопись».
— Теперь квартира перейдет к наследникам. Кто они?
— Одна девушка в Турине.
— Это он к ней ездил на Рождество?
— Как и каждый год, я вам говорила.
— Кто она, эта девушка?
Анжела встала, прошла к калориферу, наклонилась. Сиамский кот ловко прыгнул ей на руки.
— Его дочь.
— У него была дочь?
— Это длинная история.
Она снова села, уютно устроив кота на коленях. Лицо у нее было бледное.
— Жена знала об этой девушке?
— Да. Этторе хотел, кажется, ее удочерить.
— Сколько ей лет?
— Девятнадцать. Он познакомился с женой одного моряка. Их отношения длились недолго, всего несколько месяцев — банк, в котором Этторе служил, послал его в Турин проводить ревизию. С женой он уже жил плохо, они часто ссорились. Ему казалось, что жизнь уходит, как вода в песок, что он стареет среди жалоб и дрязг. Вот тут ему и встретилась эта женщина. Случайная, никого и ни к чему не обязывающая связь. Но она забеременела, а моряк вскоре погиб. В Марселе, в порту. Они там грузили какие-то огромные ящики, и его задавило. Вот так…
Джулия всегда знала, что Этторе ее настоящий отец, хоть она и носит другую фамилию. Кстати, они похожи друг на друга, как две капли воды. Странно, правда, — юная девушка и седой старик… И все-таки удивительно похожи. Глаза, губы, овал лица… Этторе постоянно посылал ее матери деньги, каждый месяц. По правде говоря, он чувствовал себя виноватым перед ними — все-таки эта женщина потеряла мужа… Говорил, что должен был развестись, несмотря на болезнь жены. Он очень любил Джулию, ведь других детей у него не было. Но ее мать не любил, вот в чем дело, если бы любил, наверное, все было бы иначе.
— Джулия приезжала в Милан?
— Только на его похороны. Но вскоре она должна приехать надолго. Мы переписываемся, звоним друг другу. Очень славная девушка. — Анжела заметила, что комиссар достал сигареты, но закурить не решается. — Курите, пожалуйста. — И поставила перед ним пепельницу.
Амброзио с наслаждением закурил.
