бальные платья девушек, отметила их мягкие пастельные тона. Платье мисс Саттон было шелковым, молочно-белым, а платье мисс Хэтфилд — атласным, нежно-розовым, неярко переливающимся в колеблющемся свете свечей. Элли поняла: если оставить в стороне эмоции и посмотреть непредвзято, не стоит удивляться тому, что Равенворт с таким презрением относится к ее собственному гардеробу. Конечно, она намного проигрывает в элегантности нарядам этих юных леди…
Элли опустила глаза на свое платье. Оно было сшито из темно-зеленого, как лесная листва, шелка, а поверх красовалась накидка — тоже шелковая, но бледно-зеленая, расшитая палевыми и алыми розами. В отношении драгоценностей Элли твердо держала свое слово и сегодня надела только рубины. Все, кажется, безукоризненно, а того эффекта, на который рассчитывала Элли, нет и в помине… Так в чем же загвоздка? Может быть, ей просто нужно одеваться поскромней? Она высунула из-под платья кончики туфель и удовлетворенно вздохнула. Что-что, а туфли у нее, слава богу, хороши. Она любила эту пару больше всех остальных. Еще бы! Ведь она вышивала эти шелковые туфли своими собственными руками. Сколько времени, сколько сил было потрачено! Но не зря, не зря! Ведь тот памятный разговор на балу у Томпсонов начался именно с замечания Равенворта по поводу этих туфель. А то, что он при этом отпускал колкости насчет них, так это ничего не значит: виконт всегда любил подразнить ее.
Веер леди Вудкотт осторожно постучал по ее локтю, и Элли повернула к тетушке улыбающееся лицо, на котором сияли огромные, слегка удивленные синие глаза. Леди Вудкотт натянуто улыбнулась и зашептала, чуть заметно шевеля губами:
— Что это значит, Элинор? Ты выставила наружу туфли, бормочешь что-то себе под нос и улыбаешься. На тебя уже все смотрят! Прости, дорогая, но ты ведешь себя как деревенская дурочка. Можешь мне поверить: нет лучшего способа вызвать у мужчины отвращение к себе, чем тот, что ты выбрала.
Элли растерянно посмотрела в ту сторону, где сидел виконт, и по выражению лица его светлости поняла, что тетушка на этот раз оказалась права. Но когда он поймал взгляд Элли, лицо его неожиданно смягчилось, он улыбнулся и поклонился ей со своего невидимого пьедестала. У Элли благодарно дрогнуло сердце. Правда, собеседницы Равенворта перешептывались и хихикали, уставившись на ее ноги, но Элли решила не обращать внимания на их ужимки. Гордо подняв подбородок, она потихоньку убрала туфли под платье и принялась рассматривать потолок.
— Только посмотрите на ее платье! — произнесла мисс Хэтфилд своим мелодичным, хорошо поставленным голосом. — Клянусь, даже вы, Равенворт, не смогли бы ничего придумать, чтобы сделать его хоть мало-мальски приемлемым.
Однако виконт смотрел не на платье, а на прекрасное лицо мисс Дирборн. Уж ей-то и в голову не пришло бы столько времени тратить на обсуждение нарядов. Тем более — чужих.
В разговор включилась мисс Саттон:
— Видишь, Джорджиана, Равенворт даже потерял дар речи, так он поражен туфлями Азартного Игрока!
Обе леди рассыпали трели холодного, отрепетированного смеха, а виконт по-прежнему молчал, думая о мисс Дирборн и ее ужасных, нелепых, расшитых бабочками туфлях. Внезапно улыбка скользнула по его лицу. «А ведь она так гордится ими! — подумал он. — Еще бы, вышивала их своими руками!»
Какой-то молодой человек подошел к Элли, пригласил ее на вальс, и Равенворт проводил глазами идущую к центру зала пару с неожиданным чувством зависти. Больше всего на свете ему хотелось бы быть сейчас на месте этого юного джентльмена и самому кружить в танце мисс Дирборн, легко обхватив рукой ее гибкую талию.
— Взгляните, как она подпрыгивает! — фыркнула мисс Саттон. — Это уже не вальс, а какая-то чехарда!
Равенворт окинул взглядом мисс Саттон. Точеный профиль, матовая, безжизненная кожа, неестественно ровные, уложенные с продуманной тщательностью локоны. С этой девушкой он много раз танцевал вальс за прошедшие годы и всегда считал, что она идеальная партнерша: искусная, грациозная. Когда мисс Саттон танцевала, казалось, что она летит, не касаясь пола. Но сейчас Равенворт вдруг понял, что свободная манера мисс Дирборн в тысячу раз привлекательнее автоматического, холодного мастерства мисс Саттон.
Он еще раз с завистью посмотрел на Элли и ее партнера, которые самозабвенно кружились по залу, болтали, смеялись. Сколько жизненной силы в этой девушке, сколько огня в ее сияющих бездонных синих глазах!
Мисс Хэтфилд презрительно наморщила носик и манерно протянула:
— Я бы скорее сквозь землю провалилась, чем осмелилась так танцевать. Или так одеться. Но почему вы все молчите, Равенворт? О чем вы думаете весь вечер? Ну скажите же что-нибудь! Вы согласны, что эта мисс Дирборн нелепо одета и совершенно не умеет танцевать?
И тут — пожалуй, впервые за два года — виконт посмотрел на себя со стороны. Вот он сидит с важным видом, а возле него хлопочут две манерные дурочки, наперебой хватая его за рукав своими тонкими птичьими лапками… Чувствуя отвращение к себе самому, Равенворт наклонился к мисс Хэтфилд и ответил:
— Возможно. Но нельзя не признать: все, что она делает, исполнено природной грации.
Затем встал, отвесил поклон и удалился, оставив юных леди в состоянии тихого ужаса. Еще бы! Ведь только что их на глазах у всех покинул царь моды и бог хороших манер!
Они уставились в спину виконта, обмахивая веерами щеки, впервые за долгое время порозовевшие, и в этот момент даже стали похожи на живых девушек.
— Что ты обо всем этом думаешь, Сьюзен? — воскликнула мисс Хэтфилд.
— Если бы ты могла прочесть мои мысли, то наверняка решила бы, что я сошла с ума. Но, как бы то ни было, мы обе с тобой сейчас в глубокой луже — и все по милости Азартного Игрока!
— А может быть, она просто ведьма? И эти яркие тряпки носит для того, чтобы околдовать его?
— Кто знает. Я тебе скажу только одно: мне кажется, что она всерьез вознамерилась заполучить виконта. Но я ей этого не позволю!
И обе леди обменялись многозначительными, понимающими взглядами.
Было утро четверга, лорд Равенворт шел по Сент-Джеймс-стрит, и мысли его, как обычно в последнее время, крутились вокруг Элли. Внезапно он остановился, чему-то улыбнулся, покачал головой и пошел дальше. А улыбнулся и удивился он тому, что как-то неожиданно для себя самого вместо сухого и официального «мисс Дирборн» называет эту девушку просто по имени — Элли. Ему нравилось это имя — какое-то упругое, округлое. Оно очень подходило своей хозяйке, и виконт решил, что отныне в мыслях будет называть ее только по имени — и никак иначе.
Элли.
Он окинул взглядом оживленную улицу. Мимо него катила пестрая вереница экипажей — кареты, пролетки, фаэтоны, наемные кебы. Кричали возницы, звонко цокали по брусчатке копыта, а по тротуару медленно плыла другая, еще более пестрая вереница — дамы, господа, дети, слуги, собаки…
Вид экипажей заставил Равенворта вспомнить о событиях двухнедельной давности, о том случае на Нью-Бонд-стрит. И тут же почему-то его мысли переключились на поцелуй в гостиной леди Вудкотт. Воспоминание о том поцелуе оказалось таким живым, острым, что виконту мучительно захотелось снова пережить его — наяву, разумеется. Господи, как недавно все это было — и как давно! Где он, тот день, когда Элли замерла в его руках, и ее губы…
Он немедленно вспомнил ее полураскрытые, словно лепестки нежного цветка, губы и ее легкое дыхание. Как ему хотелось снова поцеловать ее в тот день, когда она потеряла на улице свою туфельку!
Случайно или не случайно она тогда ее потеряла?
Равнодушна она к нему или нет?
Равенворт двинулся дальше, отмечая каждый свой шаг звонким ударом сложенного зонта по плитам мостовой. Он думал о том, как бесследно испарилось его желание отомстить — совершенно иные чувства владели теперь его сердцем. И на первом месте среди них был… страх. Да, страх того, что она никогда не сможет полюбить его. Виконт знал, что Элли относится к нему дружески, открыто, с симпатией. Но любовь — материя иная, гораздо более тонкая, и невозможно угадать, отчего она пробуждается в сердце. Или не пробуждается… Итак, сможет ли она полюбить его?
Вот ведь ирония судьбы! Он всегда так старательно бежал от влюбленных в него женщин, так всегда
