Недоумение скомкало мою физиономию в немой вопрос – 'что за дерьмо'. Я поблагодарил Джейкоба, пожал его руку и двинулся к выходу, напрягая остатки интеллекта и пытаясь понять, что произошло мгновением ранее.Молекулы воды атакуют рубашку, изготовленную на основе хлопчатника. Химическая стойкость материала не позволяет каплям добраться до моего тела. Мне холодно. Но дождь – моя стихия.Водный мир. Город пришвартован где-то в открытом море, и ты не можешь покинуть свою обитель, а потому – свыкайся.Смирись. Подчинись.Любовь и молитва.Мы только вышли из ночлежки, но кажется, что идем целую вечность. Организм наполняет непреодолимое желание сесть, прижать колени к груди и раствориться в урагане обрывков памяти.Но я-то знаю, что это просто распад глюкозы.Утомленный знанием попутчик.Встречные автомобили предпринимают отчаянные попытки ослепить меня светом фар. Разрезают бесконечные лужи и ныряют за мою спину. Один за другим. Порывистый ветер придает бодрости, охлаждая намокшую одежду и заколачивая новые крупицы влаги в мои текстильные доспехи.Однажды я спросил у бабушки, почему идет дождь. А она лишь засветила вставную челюсть, прокашлялась и сказала, что боженька простудился.Наверное, она хотела сказать, что на меня чихали. Спустя множество лет, я зауважал свою бабушку. Мудрый ответ порой не требует колоссальных потуг со стороны фронтальной области коры головного мозга.Суета миокарда утопающего городка сменилась благоговейной тишиной одноэтажного эдема. Люди, живущие в этом районе, прекрасно засыпают и легко сбрасывают оковы сна. Предсказуемое и надежное существование. Здесь, наверное, даже умирают по расписанию. Огромные окна, полыхающие светом люстр и свечей, обнажают внутренности этих безмолвных обителей.Они молятся, благодарят кого-то за все, что оказалось на их обеденном столе. Склонили головы и мысленно записали: 'На шаг ближе к спасению'.Они смотрят телевизор, жадными глазами поглощают информацию, вываливающуюся на них словно толстяк из катафалка.Они просто не знают: ночь – не повод расслабить сфинктер.Я спросил Рут, где ее чертов дом. Но она только подняла воротник пальто повыше и ускорила шаг. Наверное, это к лучшему. Отсутствие плохих новостей – провокация надежды. Я сделаю вид, что не устал, что это всего лишь молочная кислота вымывается из бедренных мышц. Притворюсь, что становлюсь моложе, пусть свободные радикалы гибнут. Но жжение угнетает последние импульсы воли.Когда тебе кажется, что нет сил, дабы сделать еще хоть шаг, постарайся вспомнить. Что угодно. Главное – не дай бессилию сломать тебя. Прокрути пленку вручную, оставь отпечатки на нескольких кадрах.Я думаю об Эллисон. О том, как на одном из приемов она подошла ко мне, обняла и шепнула: 'Я знаю, как тебе больно'. Тупая сука.'Знаю, что ты скучаешь по Каталине, знаю, что тебе снится сестра'.Закрой свой сраный рот. Просто закрой его!'Я знаю, что не все погибли'.Заткнись! Вылези из моей головы!Я упал на колени. Рут сначала не заметила, что я остался позади, но когда обернулась, тут же бросилась мне на помощь. – Еще пару кварталов. Потерпи.Она помогла мне встать, но я сказал, что в состоянии идти без поддержки.Нужна сода. Щепотка гидрокарбоната натрия снижает кислотность крови. Старый метод.Я спросил Рут, есть ли у нее дома пищевая сода.– Мы почти пришли.С этими словами она повернула на узенькую асфальтированную дорожку, примыкающую к деревянным ступеням, ведущим прямиком в жилище моей спутницы. Сестра Джессика долго не могла попасть в замочную скважину, после чего и вовсе уронила ключи на коврик с надписью '..н..о..'.Наконец, мы вошли.Эклектика.Отличительной чертой которой в современном мире, судя по всему, является широкоплечий чернокожий атлет с жетоном детектива.И н т е р л ю д и яNo. 2Я – дефект несущей колонны.Мне хочется нарушить закон. Взять баллончик с аэрозольной краской и подправить физиономию Моны Лизы. Черный крест на застывшей кроткой ухмылке, плюющей на время, отдаваемое ей.Искусство может спровоцировать инфаркт.Растление искусства – психоз.А в этом нет ничего криминального. Люди не хотят принимать скоротечность собственного века, а потому гибель чего-то мнимо бессмертного для них – лишнее напоминание неотвратимости заката их же убого бытия. Ты повесил картину, и все, считай, приобщился к чему-то великому, не поддающемуся временной коррозии.Оглядись. Вокруг лишь ложные подвиги притворных героев.И только им ты доверяешь свое спокойствие, свое бесценноезаблуждениео вечной жизни.Авремя тебя переигрывает. Оно не даетощутить разницу между тобой-мальчишкой и тобой-жалким-стариком. Ты смотришь взеркало, и кажется, что таким жебыл и вчера.Но это нетак, кретин. Моложе ты не будешь и шанс ты уже упустил.Мне не жаль.Ты сдохнешь в пустыне самобичевания.А я накрою тебя черным саваном и побреду к закату.Каждый из нас – трещина в стене.Мне хочется разрушить незыблемое. Разрубить веревку, удерживающую и без того хрупкий мирокна привязи посреди волнующегося океана. Растоптать двухцветковый шафран, чтобы тот не чувствовал себя чем-то особенным. Чем-то, что обязательно в скором времени будет уничтожено. Внезапная смерть. Моментальная, безболезненная, неожиданная. Так должны исчезать и люди.Но мы делаем все, чтобы кончина была как можно более мучительной.Плачем над трупами, терзаем тела иголками, заставляем их легкие насыщаться кислородом, делая организмы придатками аппаратов.
