— Однако здесь говорится о серии подозрительных смертей и одном самоубийстве.
— Догадки и предположения. — Понсо вздохнул. — Одни пустяки. Хочешь доказательств? Больше ни одна газетенка не подхватила сплетню. Всем плевать на каких-то мертвых козлов. Между нами говоря, мне тоже. Единственное, что имеет значение, — это какой кандидат переживет следующие месяцы и дотянет до Рождества.
— Ты полагаешь, они на этом остановятся?
Повисла пауза, офицер службы госбезопасности не произнес ни слова. Наконец он пошевелился в своем кресле.
— Шеф Ружара сделает то, что ему велят, как и мы все. — Он смотрел в сторону и, точно беглец, искал выход.
Магрелла внимательнее взглянул на него и обратил внимание на опущенные плечи, посеревшее лицо, слегка перекошенный галстук. Смирение, отчаяние. Тревога.
— Вы сворачиваете операцию?
Молчание.
— Почему?
Понсо повернулся к нему:
— Потому что я начал ее слишком рано. В пятницу я ходил к шефу, полагаю, он сходил к своему, и, таким образом, дело дошло до самого верха пирамиды. Затем…
— Затем?..
— Новые первоочередные задачи, штаты невозможно раздувать до бесконечности, и все такое. Так что теперь мы усердно корпим, чтобы наметить себе новые цели: корсиканцы, баски, выборы — выбирай что хочешь. К тому же моя история о том, что бородачей укокошивают шпионы, нелогична: таково решение руководства. — Снова вздох. — Это самое руководство горло драло, чтобы убедить меня, и слегка переусердствовало со своей патетикой. Особенно когда принялось говорить мне об отпуске, о семье, если ты понимаешь, что я хочу сказать.
— Шайка ублюдков.
— Угу. И не всегда там, где их можно ожидать. — Понсо не то разочарованно хмыкнул, не то икнул. — Вот черт! Надо было мне продержаться подольше. А что у тебя?
— Примерно то же. — Магрелла пожал плечами. — Нас трясет, мы спорим, перекраиваем, соглашаемся. На самом деле мы топчемся на месте, поскольку до сих пор не встречались с по-настоящему заинтересованными лицами. Помни, главное — не вызывать подозрений.
— Прости, что?
— Не беспокойся, вмешалась даже прокуратура.
Офицер госбезопасности перегнулся на заднее сиденье и, достав оттуда картонную папку, после короткого колебания передал ее коллеге. Внутри находились портреты одного и того же человека, лицо которого менялось не только по причине возраста, но и благодаря всевозможным ухищрениям.
— Зубеир Уннас. — Понсо изложил CV[230] алжирца. — Он не твой убийца, но его психологический портрет подсказывает мне, что это очень возможный объект. Определи местонахождение парня, и ты, безусловно, найдешь того, кого ищешь.
— Как-то это малоубедительно для истории мести против нас.
— Возможно, но военные очень им интересуются.
— Ничего больше не добавишь?
— Как ты думаешь, почему мне приказали выйти из игры?
Магрелла стер грязь, скопившуюся перед ним на ветровом стекле.
— Уж не для того ли ты со мной откровенничаешь, чтобы спасти этого парня?
— Я
— Чего?
— Того, что толкнуло службу внешней разведки впутаться в подобную авантюру.
— А с чего ты взял, что меня охотнее, чем тебя, допустят ворошить это дерьмо?
Понсо хранил молчание.
Магрелла закрыл папку и положил на нее руки.
— Как я узнал об этом парне — если меня вдруг об этом спросят?
Орфевр-три: «Чертова поганая погода, сейчас снова ливанет…»
Орфевр-два: «Угу, как было бы хорошо с женой в койке…»
Орфевр-четыре: «Вчера тот парень подсказал тебе что-нибудь?»
Такой словесный пинг-понг начался в середине дня. Сотрудники из тридцать шестого убивали скуку, переговариваясь по рации. Они собрались здесь, вокруг жилмассива Лепаж, на бульваре Ла-Виллет и примыкающих улицах, и ждали, когда «тот парень», Незза, выйдет из дома. Сотрудников госбезопасности видно не было, или они просто ушли уже несколько дней назад.
Орфевр-два: «Поразительно, сколько времени они там оставались, эти две потаскухи?»
Полицейские трепались в полной уверенности, что никто их не слушает, потому что подобный перехват потребовал бы технических средств, получить которые не так-то просто.
Орфевр-четыре: «По крайней мере три часа…»
Сервье такими средствами располагал.
Орфевр-два: «Ублюдок. Это ненормально, что там всегда трутся одни и те же, как свиньи…»
И составлял им компанию, хотя они об этом не знали. Новые приказы, грязная работа по делу объекта. Линкса уже достало сидеть на хвосте Нуари Мессауди.
Один, вместе с полицейскими, на заднем плане.
Многие причины могли объяснить этот новый заход, и самые очевидные из них оптимизма не внушали. Такая ситуация поначалу насторожила агента, но потом он решил не обращать внимания. Слишком долго он играл в эти игры, чтобы не знать их границ и опасностей. Управление сворачивало работу, чтобы в случае бури минимизировать свой риск, а он должен выкручиваться самостоятельно.
Один.
Орфевр-три: «Да чем они там занимаются?»
Вместе с полицейскими, на заднем плане.
«Они» в полицейском требнике означало Мессауди, но еще и Карима Сайяда, Великолепный, пришедшего часом раньше. Человека, легко уходящего от слежки, обстрелянного, сознающего, что за ним наблюдают, связанного с дилером, подозреваемым в исламистских привязанностях. И все же бородачи сомневаются в нем.
Круги в кругах.
Сайяд и Сервье уже прежде «нанюхали» друг друга: возле дома Сесийона, два месяца назад.
Незза и Джафар — звенья единой замкнутой террористической цепи. Сайяд? Нет, Сайяд и он — это общий мир, общие объекты. Один вблизи, другой вдали. Один информирует, другой действует? Возможно. Вероятно, все же они работают не на одну контору. Великолепный не принадлежит ни к конюшне Стейнера, ни к внешней разведке.
Но если он все еще здесь, значит, его работодатели могут или хотят пожертвовать им.
Значит, Линкс не совсем один.
Орфевр-один: «Всем постам. Со стороны Колонель-Фабьен приближается автомобиль. В нем Туати и еще двое…»
Туати? Верующий, в контакте с которым был Мессауди, имам мечети Пуанкаре, духовник любознательных мальчиков, следящих за себе подобными. Сайяд у Неззы, Туати с двумя сбирами у Неззы. Четверо против одного.
Сервье медленно выпрямился позади ограды, за которой он прятался. Его бинокль оторвался от наблюдателей из криминальной полиции, чтобы проследить за паркующими машину исламистами, и замер в ожидании.
Орфевр-три: «Мессауди выходит из своей квартиры…»
