— Верю я. Назад, к домам! Духи Леса!!
— Леса Духи!! — грянуло в ответ.
Они бежали, не останавливаясь для отдыха. Перескакивали через ямы и валуны, стремительно пересекали овраги. Впереди всех мчались вождь и Эррохр, за ними пыхтел Длинный, остальные, чуть отстав, шли большой группой.
Тупая, ноющая боль не отпускала грудь Эррохра. Жуткая, чудовищная боль, что терзает беспокоящегося за своего ребенка родителя. Нет на свете боли ужаснее. К этому огню в груди прибавилась тревога за жену, любимую жену…Он думал о сыне и жене. Комок застрял в горле, ноги несли его вперед, он сжимал копье, а боль становилась все ужаснее и сильнее. Он бежал, словно ветер, мчался вперед. Они успеют, успеют…
Они почти успели. Несколько снежных еще бродило по разоренному стойбищу, удовлетворенно рыча. Охотники лавиной бросились на них, оглашая притихший лес дикими воплями. Снеговики не испугались, приняли бой. Эррохр на мгновенье остановился возле скрученного тела женщины с разбитой головой. Кровь ударила в голову, истинный поднял копьё и ринулся на скалящего зубы гиганта-снеговика. Они врезались друг в друга, словно два огромных валуна. Эррохр схватил рукой запястье снеговика, но тот обладал такой исполинской силой, что истинный едва не опрокинулся на спину. И тут Эррохр заметил кровь на белой как снег шерсти чужака. С диким ревом он поднырнул под свистнувшую у виска дубину и всадил копье в живот врагу. Тот с безмолвным криком упал к ногам истинного. Эррохр выдернул копьё и побежал к своему жилищу. Охотники уже расправились с оставшимися снежными, изуродованные трупы которых валялись в покрытых тонкой ледяной коркой листьях.
— Гайхра!
— Эррохр, сюда…
Он подскочил к жене, упал перед ней на колени, отбросив окровавленное копьё. Боль в груди стала невыносимой, когда он увидел лицо Гайхры.
— Архр…где… — слова давались с трудом, было трудно дышать. Безумным взглядом он стал осматривать землю вокруг. Подошли Длинный и еще несколько истинных.
— Нет… — Гайхра зарылась лицом в шерсть мужа. — Снеговики…унесли маленького…
У Эррохра потемнело в глазах, он прижал к себе трясущуюся в рыданиях жену, поднял взгляд на мрачно глядевших на него охотников.
— Унесли, — тихо рыкнул Длинный. — Они…
Снежные приходили редко, очень редко. В последний раз дикие люди с Большого Хребта появлялись в Лесу еще тогда, когда Эррохр только научился ходить. Старики рассказывали, что иногда снеговики воруют маленьких истинных, чтобы принести в жертву своему божеству — Духу Пропасти…
Эррохр погладил жену по рыжим волосам, извиняющее зарычал, когда жена дернулась от боли. Прибежали женщины, тихо запричитали, принялись хлопотать вокруг молча плачущей Гайхры. Истинная взглянула на мужа, взглянула так, что тот сжал кулаки, а из его глаз брызнули злые слезы бессилия. Так могучая скала бессильна перед землетрясением.
Пришел Ореархр, молча кивнул женщинам, чтобы те продолжали. Донеслось монотонное завывание: родичи несли тела погибших. Где-то плакал ребенок.
— Они унесли все припасы, — глухо сказал вождь, горбясь. — Убили нескольких наших. И… — он вопросительно взглянул на Длинного. Опустил седовласую голову. — Один раз в много-много зим снеговики проводят свой обряд поклонения духам вершин, и они должны принести жертву…
Ореархр скорбно рыкнул. Налетел ветер, а с ним мелкий колючий снег.
— Теперь мы остались без припасов, — зарычал Длинный, — проклятые снеговики!
— Это правда, — Ореархр сверкнул глазами, но тут же сгорбился, опустив косматую голову. — Виноват я, истинные люди! Хочу умереть…
Прошло несколько мгновений звенящей тишины. Даже плачущий ребенок умолк, видно матери удалось его успокоить.
— Нет! — Эррохр поднялся. Обвел глазами истинных и молча поднял копьё над головой. Ореархр оскалился.
— Ты погибнешь, молодой Эррохр. До Хребта ночи и ночи пути. По дороге — множество жилищ человеков. Неужели ты хочешь, чтобы тебя забили люди, а потом сделали из твоей шкуры подстилку в вонючих человековских берлогах? А если повезет, и доберешься живым, то как будешь искать сына? — вождь тяжело вздохнул. — Высокие горы, снег, непроходимые леса, пропасти и обрывы. Снежные, всегда готовые прикончить одного из нас. Горные великаны, зовущиеся дэвами… Останься. Вы с Гайхрой молоды, у вас будут новые дети. Нас мало…
— Нет!!
Эррохр яростно зарычал.
— Нет, мудрый вождь! Я иду на поиски сына.
Старый истинный взглянул Эррохру в глаза, затем поднял мохнатую руку и положил ее на плечо дрожащего охотника.
— Ты знаешь, я не смогу дать людей. Снеговики унесли припасы, теперь каждый охотник важен.
Длинный выступил вперед.
— Отправлюсь с Эррохром!
Гайхра поднялась, отвела руки женщины, пытающейся смазать ее рану. Взяла мужа за руку, заглядывая ему в глаза. Эррохр нежно погладил истинную по спине.
— Я найду малыша, обещаю.
— Я буду… — Гайхра запнулась, по ее покрытому волосами лицу потекли слезы, — я буду ждать!
Снег усилился и вскоре превратился в настоящую метель. Эррохр и Длинный скрылись в белой, дергающейся стене. Гайхра все ждала, оглянется ли муж. Он оглянулся. И исчез в снежном небытие.
Тевад Мурман медленно шел вдоль выложенных вереницей мертвых тел. Иногда останавливался, долго рассматривал очередное скрюченное нечто, совсем недавно бывшее человеком. За спиной мрачного наместника, с перевязанным плечом молча семенил Аристофан. Лицо обычно бесстрастного лакея было мокрым от слез.
— Глянь, Аристофан, — Мурман не сводил глаз с убитого новобранца. — Это ж Андраш, сын мельника. — Едрит твою мать…
Андраш удивленно смотрел в небо широко раскрытыми голубыми глазами. Развороченный живот молодого солдата был прикрыт насквозь промокшей тряпкой. Мокрые снежинки падали на бледное лицо, но таяли неохотно, не чувствуя под собой тепла. Аристофан отвернулся. Мурман отошел в сторонку и уселся на пень. Чуть поодаль толпились притихшие солдаты из его отряда. С грохотом и лязгом промчался небольшой отряд рыцарской конницы, вслед за ними пронеслись арбалетчики. Громко матерился их сержант.
— Шевели жопами, ублюдки! Там наши парни гибнут, быстрее, быстрее, вашу мать!!
Мурман взглянул на застывшего рядом Аристофана.
— Сколько?
— Сто семь, светлейший. И в два раза больше раненых. Четверть из них не доживет до утра.
— Из пяти сотен!
Тевад вскочил и в сердцах пнул ногой булыжник. Тот лениво откатился, покрываясь по пути грязным снегом. Затем Мурман еще раз скользнул взглядом по телам погибших. Закрыл глаза, вспоминая, как неистово орал на них утром, призывая к порядку и организованности.
Мзумские войска очень легко захватили окраины Даугрема и начали методично занимать город., квартал за кварталом. Мурман с новобранцами шел среди последних, справедливо полагая, что, во-первых, молодым солдатам не нужно лезть в пекло, а во-вторых…во-вторых, молодым не нужно лезть в пекло!
Их атаковали, когда колонна Мурмана, растянувшись по длинной улице, медленно поднималась в гору. Даугрем длинной змеей тянулся вдоль побережья, иногда разветвляясь сквозь многочисленные холмы, покрытые вечнозелеными деревьями. В народе город даже прозвали «улицей», из-за широкого тракта, по обе стороны которого, собственно, и располагался самый крупный западный город Душевного тевадства. Дальше, не более чем в четверти дня пути — речка Псея, элигерская граница.
